Ознакомительная версия. Доступно 19 страниц из 94
Его несло, он срывался, чего не происходило очень давно. Сжимал кулаки, я же взирала на это со спокойной усмешкой.
Дети – это обуза. Пускай и временная, всего лет на сто, максимум. Но все же сдерживающая. Они будут мешать, привязывать к себе, не давать идти дальше. Просто Малкольм этого еще не понял.
– Закончим этот разговор, – я прервала его пламенную речь и встала из-за стола. – Сегодня диалога у нас не выйдет. Поговорим, когда ты успокоишься…
– Успокоюсь? – переспросил он мне в спину. – Ты бы поняла меня лучше, если бы сама потеряла кого-то дорогого.
– Возможно, – пришлось пожать плечами и уже у самого выхода с террасы обернуться, чтобы добавить: – Выходит, мне действительно повезло, что я выросла сиротой, пускай и рабыней. Теперь не приходится жалеть о несбывшихся надеждах. Их в той жизни у меня попросту не было…
* * *
Из сна мое сознание выскальзывало медленно и болезненно, будто нехотя, словно мы еще что-то не досмотрели, но сил видеть жизнь Ванессы и ощущать мир ее шкурой, у меня уже не оставалось. Слишком противно и противоестественно для моей души, но так нормально для ее.
Во сне я была ею и одновременно понимала, что я не она.
Мне претило все в ее поведении: мотивы, надменность, комплексы Бога и странное чувство правоты, которое она испытывала, поступая жестоко с окружающими. Она действительно считала себя выше них.
Но что ее сделало такой? Тяжелое детство без родных, судьба невольницы? Наверняка все вместе, а еще то, как умер изнасиловавший ее подлец. Отец Эхнатона.
Мне не давала покоя мысль, что моя история – это ее судьба, повторившаяся через тысячи лет. Лишь за малым исключением – меня выдали замуж официально. И кто выдал? Собственная мать, обида на которую до сих пор занозой сидит в сердце.
Вот только были и отличия…
Если Ванесса не знала, что такое терять близких, то я это почувствовала сполна, когда умер отец.
По моей спине прошла волна холода, когда я представила, что пережил Малкольм, и что предстоит пережить мне. Потеря матери, сестер… Бри и Эмили вырастут, состарятся, у них будут дети, а в конечном итоге мне останутся только их могилы на кладбище.
Уйдут все, кого я знала, и останется только Малкольм.
То, что Ванесса считала божественным даром, действительно было проклятием. Бессмертие – страшное наказание для того, кто умеет чувствовать… Она была абсолютно не права, когда говорила, что Малкольм не выглядит ненавидящим себя. Он просто спрятал это чувство глубоко в душе, сделал вид, что уже не человек, принял судьбу, но продолжал искать пути избавления.
Что чувствовал Эдриан-Эхнатон, когда потерял всех, и осталась только она, рабыня, ненавидящая его, и которую после возненавидел он? Пустоту? Злость? Или одно сменялось другим?
Я не желала пройти его путь, не желала пройти и путь Ванессы, я лишь хотела не становиться чудовищем. Что угодно, лишь бы избежать подобной участи!
Можно было бы списать поведение покойной графини на сумасшествие, но я видела в нем только бесконечный эгоизм. Лишь одно теперь оставалось непонятным, что заставило ее покончить жизнь самоубийством?
Она ведь действительно себя любила. Так почему? К слову, как ей вообще это удалось? Что она сделала? Вонзила себе нож в сердце, выпила яд, спрыгнула с часовой башни?
И опять меня терзала сотня вопросов.
Где же был Малкольм, когда стал так нужен?
Одно я знала точно, какими бы поисками ни занимался граф, я должна ему помочь. Любыми способами, всеми правдами и неправдами мне нужно было найти возможность избавиться от дара. Пусть даже это займет не один десяток лет.
И все же у меня появились первые зацепки. Старуха Тахи и ее проклятие.
Ванесса могла специально умалчивать о них и не говорить Малкольму о жрице бога смерти, чтобы не давать лишних зацепок. Графине ведь нравилась ее жизнь. И то, что наши с ней истории начались так похоже, было первым тому доказательством. Теперь я даже не сомневалась, что отец Эдриана и мой Вивальд умерли, став не просто спусковыми крючками для пробуждения внутреннего чудовища, а его первыми жертвами.
И если все мои предположения верны, то интересно, чем заслужил проклятие Малкольм. Ведь не он наступал старухе на руки, ломая пальцы, и точно не он отвесил ей оплеуху в порыве гнева. Ему-то за что такое «счастье»?
С моей точки зрения гораздо логичнее было проклясть на вечные муки именно его отца, и тогда Ванесса наверняка бы возненавидела свою жизнь, осознав, что навеки связана с насильником.
Я еще долго лежала и размышляла над всем этим, пока незаметно не уснула вновь. У меня и в мыслях не было, что странные сны могут вернуться еще раз, но я вновь погрузилась в пучину жизни Ванессы.
На этот раз что-то изменилось.
Я находилась на крыше неизвестного здания и взирала на перевернутый мир вниз головой. Мое тело мерно покачивалось в такт ветру, словно колыхаясь на невидимых волнах, да и воздух вокруг был иным. Плотным, густым и в то же время дрожащим от миллиардов звуков, рожденных этим городом. Звон клаксона вдалеке, комариный писк в трехстах ярдах, чих кэбмена на соседней стрит. Все это я чувствовала, но искала совершенно иное….
Этой ночью мне нужна была жертва. Голод терзал нутро, хотелось кого-нибудь особенно грешного. Чтобы поймать, вкусить, выпить жизнь…
Впиться когтями, почувствовать кровь, разорвать плоть… – вторила моя сущность.
Я шумно втянула воздух и возмущенно зашипела, вспархивая с удобного места, расправляя трехметровые крылья и взмывая в воздух темной тенью.
Тухлятина!
Даже здесь я не могла избавиться от нее. Запах больно бил по рецепторам, обжигая гнилью обостренное звериным чутьем горло.
Огромной летучей мышью я металась в ночном небе, пытаясь сбить ненавистный запах, казалось, разъедающий даже плоть.
– Невозможно! Невозможно! – твердила я себе, наконец осознавая источник вони.
– Гррееешшшшница! – прорычал мой дар и взвыл от Голода, подобно чудовищу, теряя контроль от осознания собственной сущности. – С протухшей душой и сгнившими грехами! Греееешшшница должна умереть!
Летучая мышь пискнула и, сложив крылья, камнем бросилась вниз, и лишь у самой земли мне удалось вернуть контроль над измененным телом.
– Нет! Я хочу жить! – крикнула я сама себе и попыталась приземлиться, чтобы вернуть человеческий облик.
Но тело не слушалось. Сущность опять забрала контроль, как и в те разы, когда я доводила себя до исступления от Голода.
– Гррешшшница должна умеррреть, – повторяла она, ведомая животным инстинктом. – Тухлая, гадкая гррешшшница, которую даже невозможно съесть.
В интонациях была брезгливость, словно существо ненавидело меня. Но ведь я – это оно… а мы не можем ненавидеть друг друга.
Ознакомительная версия. Доступно 19 страниц из 94
