Гумбольдт сложил руки раструбом и крикнул:
– Эй! Кто-нибудь дома? Это мы, Карл Фридрих, Элиза, Шарлотта и Оскар. Мы вернулись!
Все застыли в ожидании. Вдруг замок на парадной двери щелкнул и ручка повернулась. Дверь слегка приотворилась, в щели выглянули два больших глаза. Затем целиком появилось юное личико: веснушки, рыжие волосы, задорный носик.
– Лена! – воскликнул Оскар.
Дверь распахнулась. Оттуда выбежала девочка и бросилась прямиком в его объятия. Если бы он не был готов к этому, то плюхнулся бы прямо на гравий.
– Что здесь произошло? – спросил он. – Почему днем закрыты ставни? Зачем вы заперлись?
– Ох, это все из-за той ужасной дамы, – ответила Лена. – Она побывала здесь уже не то четыре, не то пять раз. И каждый раз, уходя, грозится, что вернется с полицией.
– Дама? – нахмурился Гумбольдт. – Какая дама?
Лена покосилась на Шарлотту.
– Она утверждает, что она твоя мать. Это ходячий ужас, а не женщина!
– Моя мать? – Шарлотта побледнела. – Она не говорила, что ей нужно?
В ответ девочка покачала головой.
– Нет. Но сказала, что еще вернется. Сегодня ровно в четыре. И на этот раз с ней будет жандарм.
Оскар удивленно уставился на Шарлотту. Девушка растерянно взглянула на часы и проговорила:
– В четыре? Значит, у меня есть еще три часа. Достаточно, если поторопиться. – Девушка вскинула подбородок: – Ты не против, дядя, если я не поучаствую в разгрузке чемоданов?
– Что ты задумала?
– Мне необходимо съездить в город. Кучер меня отвезет.
– Зачем?
– Не могу сейчас сказать. Но это очень важно, поверь. И, пожалуйста, не говори «нет»!
Ученый пожал плечами.
– Ну хорошо, если тебе без этого не обойтись. Мы сами справимся. Только смотри, возвращайся вовремя. Сама знаешь, что может устроить твоя мать, если ей придется ждать.
– Именно поэтому мне и нужно торопиться.
С этими словами Шарлотта снова села в экипаж. Оскар придержал дверцу:
– Тебе не нужна компания? Я мог бы поехать с тобой.
Девушка подарила ему самую обворожительную улыбку:
– Нет уж, спасибо! Есть вещи, которые женщинам приходится делать без мужчин. Но я постараюсь вернуться побыстрее и с добрыми вестями. Держи пальцы скрещенными, чтобы меня не покинула удача!
Щелчок кнута, и лошади помчались в город.
Гумбольдт посмотрел вслед экипажу:
– Что ж, думаю, так будет лучше. А теперь за дело! Лена, мигом зови своих приятелей! Нам нужно внести в комнаты багаж, открыть ставни и приготовить чай. Быстрее, быстрее! У нас полно дел!
Ровно в четыре по гравийной дорожке защелкали копыта четверки лошадей. К парадному подъезду подкатило роскошное открытое ландо. В нем сидел полный мужчина с бакенбардами и в цилиндре и утонченная дама в фиолетовом платье и широкополой шляпе, декорированной перьями белой цапли. За ними следовал конный жандарм в синей униформе с начищенными пуговицами.
Гумбольдт хмуро наблюдал за незваными гостями, стоял у окна. Когда в дверь постучали, он расправил плечи и пробормотал:
– Время пришло. В бой!
Оскар последовал за отцом. Тяжелая дверь распахнулась. На пороге стояла Мария Ритмюллер, мать Шарлотты. Высокая румяная дама с пышными формами и стальным характером. До сих пор Оскар знал о ней только по рассказам Шарлотты. Глядя на госпожу Ритмюллер, невозможно было поверить, что здоровье у нее настолько хрупкое, что весь прошлый год ей пришлось провести в санатории в Хайлигендамме. Подозрение это только усилилось, когда женщина заговорила:
– Где моя дочь?
Никаких приветствий и вежливых слов. Она даже не представила своего спутника, господина в цилиндре.
– Здравствуй, Мария, – ответил Гумбольдт с прохладной улыбкой. – Рад, что твои дела идут хорошо. Надеюсь, дорога не показалась тебе утомительной?
– Оставь эти пустые слова, Карл Фридрих! – бросила госпожа Ритмюллер. – Я здесь для того, чтобы забрать Шарлотту. Если понадобится, я потребую от представителя власти применить силу. – Она указала на полицейского, который не сводил взгляда с носков своих сапог. Вся эта сцена, похоже, не доставляла ему удовольствия.
– Я здесь уже шестой раз и без дочери больше не сдвинусь и с места!
– Шарлотта уехала, – проговорил Гумбольдт. – У нее дела в городе, но она обещала скоро вернуться. Мы только что вернулись из далекого путешествия. Прошу вас, проходите! Элиза сейчас подаст чай с булочками. Приглашение, естественно, касается всех… – Гумбольдт отступил, пропуская гостей в дом. Госпожа Ритмюллер горделиво прошла первой, за ней молча последовали мужчины, сняв шляпы.
Аромат свежезаваренного чая и только что испеченных булочек с корицей заполнил гостиную. Вошедшая Элиза приветствовала всех радушной улыбкой. Друзей Оскара предусмотрительно отправили в кухню – одним своим видом они могли вызвать приступ гнева у его сестры. Госпожа Ритмюллер смерила Элизу брезгливым взглядом и опустилась в одно из кресел.
Оскар втихомолку фыркнул: до чего же эта женщина напоминала до неприличия выросшую курицу! И ее провожатый был не лучше. Усевшись, он, время от времени покашливая, принялся начищать рукавом тулью цилиндра. Похоже, он был в полном подчинении у своей спутницы. Только жандарм производил впечатление вполне приятного человека. Он с благодарностью принял чашку чаю и булочку и уселся к столу.
– Ты не хочешь представить мне своего спутника? – Гумбольдт взял чашку из рук Элизы и сделал глоток.
– Это Бернхард Игель, мой жених.
Гумбольдт едва не поперхнулся.
– Ты обручена?
Губы женщины тронула холодная улыбка:
– Совершенно верно. Мы познакомились в санатории. Бернхард – агент по продаже недвижимости. Он живет в Бремене. Мы собираемся пожениться через полгода.
– Что ж, желаю счастья! – Гумбольдт промокнул губы салфеткой. – И, пожалуйста, прости мое удивление. Я не был готов к тому, что ты так скоро соберешься выйти замуж еще раз.
– Оставь свой сарказм при себе, – вскинулась госпожа Ритмюллер. – Я не из тех женщин, которые подолгу могут оставаться одни. – Ее взгляд остановился на Оскаре. – А это что за молодой человек?
– О, забыл представить! Это мой сын – Оскар Вегенер. Я усыновил его несколько месяцев назад, с тех пор он живет со мной. Из мальчика получился отличный помощник.
Если госпожа Ритмюллер и удивилась, то не подала и виду.
– Вегенер? – поджала она губы. – Уж не сын ли он той нищей актриски?
– Именно так.
Оскар стиснул кулаки. Гумбольдт же, напротив, повел себя так, будто ничего особенного не происходит.
