— Мне надо было завершить расчеты. Крестьяне должны получить свои молочные деньги. Теперь можем ехать, господа, — сказал он и впереди всех вышел за дверь.
Клуфтингер последовал за ним, лишь слегка придерживая Шёнмангера за локоть. Наручники он посчитал делом излишним.
На следующий день чуть позже девяти Клуфтингер появился в президиуме в своем сером национальном костюме, которому, по словам его жены, место в музее. Выспаться он не выспался, зато радовался как ребенок, что времени до обеда хватит на все. Сегодня в конторе будет жарко.
Когда он вошел в приемную, Санди как раз разговаривала по телефону, очевидно, с представителем прессы, которую они сегодня собирали на пресс-конференцию. Она нежно улыбнулась шефу. Штробль, Хефеле и Майер тоже толклись тут и без приглашения последовали за начальником в его кабинет.
Все уже расселись, когда прибежал замешкавшийся Майер:
— Извините, вставлял новую пленку для допроса, а она что-то заедает.
Никто не выразил ему сочувствия. Пусть разбирается сам, времени еще достаточно.
Клуфтингер собирался еще раз пройтись с коллегами по материалам этого дела перед допросом обоих Шёнмангеров, убийцы и его сына. Следовало обсудить и информацию, которую можно дать в прессу.
Настроение у всех было отличное. Еще бы, распутали такое дело! И убийца у них в руках.
— А я готов был поклясться, что это Лутценберг убил Вахтера, — покачал головой Хефеле.
— Я тоже поначалу, — признался Клуфтингер. — А потом сделал ставку на Петера Шёнмангера. И все мы попали пальцем в небо.
— Чего я не понимаю, так это как фотоальбом оказался у Лутценберга? — вставил Майер.
Клуфтингер на секунду задумался.
— Мне представляется следующее. Очевидно, он пришел, когда Вахтер был уже мертв. Сообразив, что в поисках убийцы мы быстро выйдем на его след, если найдем все эти совместные фото его отца с Вахтером, он просто забрал его с собой.
— А мне интересно другое, — бросил Штробль. — Какого черта он приперся на погребение?
Этот вопрос Клуфтингер и сам не раз задавал себе, правда, однозначного ответа так и не нашел.
— Вполне возможно, он жалел Вахтера или хотел отдать старому другу отца последний долг. Но скорее всего он пришел собственными глазами увидеть похороны человека, который уничтожил его отца. Запоздалый триумф, так сказать.
Перед самым обедом к комиссару заглянул Лоденбахер:
— Дело сдел’но. Мы взяли его. Слава Богу!
На пресс-конференции, завершавшей этот день, Клуфтингер нисколько не удивился, когда руководитель управления полиции Кемптен (Верхний Альгой) все заслуги приписал главным образом себе. Только вот в деталях он оказался не силен и все вопросы такого рода перенаправлял к комиссару.
Так было и с вопросом о возможных мотивах шантажа.
— Вероятно, месть. Желание разорить и обесчестить человека, которого Лутценберг считал косвенным виновником ранней смерти отца, — ответил Клуфтингер и счел уместным добавить фразу, которую раньше слышал только в детективных сериалах: — Но эту тайну он унес с собой в могилу.
Клуфтингер нервничал. Он уже и не помнил, когда в последний раз так сдавали нервы в ожидании жены. Несмотря на бурные события последних дней, он даже нашел силы немного прибраться в доме. А теперь сидел на диване и пялился на настенные часы. Без пяти шесть. Она уже давно должна была приехать. Он злился на себя за то, что не выкроил времени и сам не забрал Эрику из аэропорта. После недавнего посещения аэропорта царящая там сегодня беззаботная суета только пошла бы ему на пользу.
Он ухватился за пульт управления и включил телевизор, желая как-то скоротать ожидание.
По местному каналу как раз передавали криминальные новости. Дикторша сообщила, что кемптенской криминальной полиции удалось раскрыть резонансное дело. Затем пошли кадры с пресс-конференции. Сам он мелькнул на экране на пару секунд. Потом началось интервью с Лоденбахером, который буквально расцвел перед камерами. Дальше должно было следовать интервью, записанное с ним. Но тут улыбчивая особа сообщила:
— А теперь о погоде.
Клуфтингер с негодованием выключил. Вот так, значит? Первый раз он так серьезно и так долго распинался перед камерой! Эрике понравилось бы. Она получила бы, так сказать, компенсацию за все огорчения, которые он ей доставил из-за этого дела. Простила бы ему испорченный отпуск и кривотолки вокруг погони на кладбище…
Он бросил очередной взгляд на часы. Ровно полседьмого.
— Черт вас всех побери вместе с…
Доругаться он не успел. В дверь позвонили. Жена? Но у нее свой ключ. Он пошел открывать.
За дверью стоял доктор Лангхаммер с голливудской улыбкой:
— Приветствую тебя, мой дорогой.
«Дорогой» Клуфтингер предпочел пропустить мимо ушей и просто кивнул.
— А вот тебе и первый чемодан!
Только теперь он обратил внимание на стоящий у дороги «мерседес», из багажника которого обе женщины пыжились извлечь огромную сумку.
— Стойте! Я сделаю! — заорал он не своим голосом и, отодвинув доктора, бросился со всех ног.
Эрика его голос тем не менее узнала. А узнав, подбежала, обняла и шепнула на ушко:
— Ну, здравствуй, мой пузанчик.
Он крепче прижал к себе жену и прошептал в ответ:
— Как хорошо, что ты вернулась!
— Успеете еще наворковаться, голубки, — прервал идиллию Лангхаммер. Он подошел ближе и хлопнул Клуфтингера по плечу. — Потрясающе! Как ты разрулил эти убийства, а?! В гольф-клубе все просто с ног свалятся, когда узнают, что альгойский охотник за убийцами — мой друг!
Теперь уже и друг, подумал Клуфтингер. Первой мыслью оказалось «по-дружески» поставить наглеца на место и высказать все, что о нем думает. Но он не сделал этого. Не стоит портить такой прекрасный вечер мелкими сварами.
Однако при следующем заявлении доктора его желудок ухнул куда-то в пятки.
— Не отпраздновать ли нам возвращение наших половинок стаканчиком доброго вина?
— Это банально. У меня на вечер запланировано кое-что пооригинальнее. — На этот раз Клуфтингер подготовился и был во всеоружии.
Он без колебаний подхватил дорожную сумку жены, пока та возилась с какими-то нарядными пакетами, попрощался с Аннегрет, взял под локоток Эрику, на ходу кивнул Лангхаммеру и захлопнул за собой дверь. Лангхаммер так и остался стоять с открытым ртом, готовый высказать протест.
Жена даже не пыталась выразить негодование по поводу его невежливого обхождения с соседями, так она оказалась ошеломлена незнакомой напористостью супруга.
В коридоре он бросил сумку и снова обнял жену. Та проглотила вертевшиеся на языке упреки, но воспользовалась приступом его нежности.
