В этот день Каргин, как чувствовал, приехал на работу на своей новой машине — внедорожнике «Range rover».
Посмотрим, какой ты внедорожник, пробормотал он, усаживаясь за руль. Пока еще «Range rover» не нюхал настоящих русских внедорог, если не считать подъезда к даче Ираиды Порфирьевны в Расторгуеве. Там кто-то постоянно строился и перестраивался, а потому подъезд к даче был жидким, как... Слово кисель представлялось слишком благородным для описания последних ста метров перед воротами дачи.
Кто меня остановит? — рванул со стоянки, едва не снеся шлагбаум, Каргин. Случайно подняв глаза, он увидел свое отражение в зеркале на ветровом стекле. Краснорожий, в мохнатом проволочном халате металлурга, он напоминал... Снежного человека, если бы тот промышлял угоном дорогих автомобилей.
Яблоко от яблони...
Освободившись от халата, Каргин пригладил вставшие дыбом во время пьянства волосы, придал лицу тупое начальственное выражение. Это было просто. Достаточно было вспомнить какой-нибудь служебный документ или поручение, полученное на последнем совещании у министра.
Каргин сам не заметил, как пролетел Рублевку, свернул на МКАД, а с МКАД на Новую Ригу. Здесь по причине позднего времени машин было мало, и никто не мог ему помешать разогнаться в левом ряду до двухсот двадцати семи километров.
Дождь тем временем прекратился. На небе сквозь серые тучи, как сквозь лохмотья на груди юродивого, проглядывала золотая, похожая на крестик (так причудливо плыли тучи) луна.
Глядя на лежащий рядом халат металлурга — свернутый, он напоминал прикорнувшую на сиденье собаку, — Каргин вдруг вспомнил черное кожаное пальто, некогда висевшее на вешалке в кабинете Порфирия Диевича в Мамедкули. Оно висело там много лет, но он ни разу не видел, чтобы дед его надел.
«Почему ты не носишь это пальто?» — спросил он у Порфирия Диевича.
«Не знаю, — пожал плечами тот, — наверное, не сошлись характерами».
А потом мать рассказала Каргину, что однажды дед... чуть до смерти не замерз в этом пальто.
«Мы возвращались вечером из открытого кинотеатра. Была ранняя осень, для Мамедкули время достаточно теплое. На мне было легкое платье, сверху свитер, и мне совсем не было холодно. С нами еще были соседи — муж и жена — не помню их фамилию, кажется Кукушкины. Мы обсуждали фильм — это была какая-то ранняя версия “Титаника”. И вдруг я заметила, что дед очень долго молчит и идет как-то странно, как будто ноги не гнутся. Я потрогала его за плечо и... обожгла руку. Я даже не поняла, что обожгла ее... холодом. У него было совершенно белое замороженное лицо, а на губах, клянусь, лед! Мы стали расстегивать это проклятое пальто, но оно стояло колом. Дед в нем едва дышал. Тогда мы прислонили его к дереву, навалились втроем и выломали его из пальто, как из черной ледяной глыбы. Еле добрались до дома. Это было что-то необъяснимое. Я хотела выбросить пальто, но папа не разрешил. Сказал, оставь, будет хуже. Я спросила, что хуже? Он ответил, что это месть. Какая месть? Он сказал, что это месть за кожаную куртку Дия Фадеевича. Помнишь, страшная такая, с выдранной задницей, висела в курятнике? Я много раз потом надевала это пальто, особенно в жару, но... никакого эффекта. Обычное кожаное пальто... Наверное, у папы тогда сильно замерзла голова...»
Не доезжая города Зубцова, Каргин свернул на проселочную дорогу, которая через несколько километров превратилась во внедорогу. Но «Range rover» держался молодцом. Фары выхватывали из темноты свесившиеся над внедорогой спутанные бороды елей, белые тела берез, глубокие, без следов боковых объездов лужи. Даже семейство красноголовых подосиновиков удалось разглядеть Каргину во мху на обочине. А еще сидящего на низкой ветке филина, который не испугался фонтанно ухнувшей в лужу по самый радиатор машины, а, напротив, воинственно распустил перья, превратился в недобрый шар с круглыми желтыми глазами и кривым щелкающим клювом по центру.
Выгладив днищем, как утюгом, влажный мох, «Range rover» вырулил на залитую лунным светом поляну на берегу озера. На другом берегу переливался огнями какой-то замок — укрывище, как написал бы Александр Солженицын, местного олигарха или чиновного вора.
— А вот и он, — услышал Каргин знакомый голос.
— Успел-таки на наш пикничок, — услышал второй знакомый голос.
— Прошу к столу, — предложила Выпь.
— А то мы уже заканчиваем, — добавила Бива.
Выбираясь из машины, Каргин понял, зачем прихватил с собой халат металлурга. Дед чуть не замерз, подумал он, а мне назначено сгореть от... любви.
Изо льда да в полымя!
— Прогуливаете бюджетные денежки? — усмехнулся он, подходя к добротно сколоченному столу.
Гуляли, впрочем, подруги скромно. Винтажную, военной, что ли, поры, бутылку водки с косой белой наклейкой разглядел на столе Каргин, соленые огурцы, черный хлеб и картошку на одноразовых тарелках. Наверное, подумал он, сюда привозит на катере гостей эта сволочь из замка на другом берегу. Иначе откуда стол? Только вряд ли они обходятся водкой сорок третьего года и вареной картошкой.
Он аккуратно расстелил халат металлурга, вдруг напомнивший ему зеленую махровую в белых цветах простыню из детства, которая как магнит притягивала солнечные зайчики.
Одной рукой обнял Выпь, а другой Биву.
...Потом они долго лежали, глядя в очистившееся небо. Халат грел, как просыпающийся вулкан. Каргин без прежнего страха вспоминал ледяное кожаное пальто Порфирия Диевича.
Сначала с халата снялась Выпь.
Следом Бива.
— Нам пора, — сказала Выпь.
— С вами было очень тепло, молодой человек, — сделала книксен Бива.
Обнаженные, в лунном свете под бессмертными звездами, они были (каждая по-своему) совершенны, как только могут быть совершенны... метафоры или сами бессмертные звезды — такое нелепое определение пришло в голову Каргину.
— Ты что-то говорил про бюджетные деньги. — Выпь извлекла из воздуха, не иначе, потому что больше было неоткуда, флакон с тяжелой маслянистой жидкостью, бросила его на огнедышащий халат.
«Боже мой, неужели... АСД?» — в ужасе подумал Каргин, истерически ощущая знакомый с детства запах.
— А это от меня. — Бива бросила на халат металлурга тоже неизвестно откуда извлеченную железную пластинку, которая, как живая, поскакала по нему, звеня и подпрыгивая.
«Неужели... медаль? — изумился Каргин. — Та самая, где одна сторона — я, а другая — Роман Трусы? Брат... А ребро... неужели Снежный человек? Папа...»
Он понял, что сходит с ума.
— Это не АСД, — пригладила прохладной рукой его в очередной раз вставшие дыбом волосы Выпь, — это жидкое ракетное топливо для новой «Катюши». Пока еще оно неизвестно человечеству.
