Ознакомительная версия. Доступно 17 страниц из 83
– Будучи студенткой, вы тоже смешили окружающих?
– Вот тут все оказалось сложнее. Я еще не успела приехать в Москву, как уже поползли слухи, что взяли какую-то невероятно смешную студентку. Говорят, из Ленинграда даже телеграмма пришла: «Везем жемчужину смеха». И все ждали от меня чего-то необыкновенного, что я войду, и все упадут. А меня, как человека эмоционального – что со мной тогда случилось, не знаю – в тот период взволновала тема войны. Почему? То ли фильм какой посмотрела, то ли книгу прочла, то ли была потрясена стихотворением Симонова «Убей его», но сейчас я вспоминаю об этом с ужасом. Когда меня попросили что-нибудь прочесть и заранее стали улыбаться, я вдруг встала и начала: «Если дорог тебе твой дом, где ты русским выкормлен был…» И потом как закричу: «Убей его!» Все обалдели, «ничего себе – комедийная артистка!».
Но в целом первый курс прошел замечательно. На экзамене мы делали очень смешной этюд с Петей Фоменко – он давал мне деньги в долг, а потом приходил требовать их обратно. Хохотали! На экзамене по манерам я изображала великую певицу, а он профессора, и мы показывали, как эти люди должны садиться, как ходить, как есть. Петя был безумно талантливым и довольно своеобразным молодым человеком.
А где-то на втором курсе меня спросили: «Что ты хочешь играть на экзамене?» Куда меня тогда тянуло – не знаю. Можно сказать, я всю карьеру себе испортила. «Я хочу сыграть мать семейства! Благородную женщину!..» И мне дали что-то из Шолохова. Я напудрила себе голову, чтобы казаться седой, рыдала-плакала над каким-то телом и била себя по голове, поднимая облака пудры. Конечно, кроме хохота, эта сцена не вызвала никаких эмоций. На одном из самых последних экзаменов я снова играла мамашу – на этот раз Бальзаминову Так что, в Школе-студии МХАТ я не раскрылась как актриса. Все время играла что-то скучное, а не то, что даровано мне Богом – не гротеск и не каскад.
– У вас был замечательный курс: Броневой, Волчек, Кваша, Скобцева, Кашинцев, Людмила Иванова, Анатолий Кузнецов… Было ясно, кто станет большим артистом?
– Конечно, нет. Самым ярким и красивым студентом на курсе был Саша Косолапов. Очень талантлив был, на Маяковского похож. Но артистом не стал. Света Мизери большие надежды подавала, но в кино не снималась. А Галю Волчек отчисляли, но она отстояла себя, и папа помог. Теперь руководит театром. Выгнали Игоря Озерова. Знаешь, за что? Во время занятий в аудитории было очень жарко, он в знак протеста вылил себе на голову стакан воды. Потом доучивался в Ленинграде, в кино сыграл Ленского. А как можно было отчислить Петю Фоменко? Он уже тогда был одареннейшим! Так что ошибались и педагоги, и мы. Но время это было очень счастливым. Мы ходили в театры, смеялись, влюблялись. На переменах бежали в большую аудиторию с пианино: Броневой играл фокстроты, Анофриев – какие-то веселые мелодии, я играла на скрипке, все пели, это было прекрасно!
– Вы до сих пор ощущаете в себе мхатовскую школу?
– Да, она во мне. Некоторые мои партнеры по театру, очень известные, маститые, ругают меня: «Ты перебиваешь внимание зала! Когда звучит мой монолог, ты играешь… Отвернись!» Я не знаю, плохо или хорошо играю, но на сцене я живу все время. А как иначе? Другие скажут текст и садятся в сторонке, в зал смотрят, родственников выискивают, за кулисы поглядывают. Получается такое художественное чтение в порядке очереди. А я ничего вокруг не вижу, кроме партнеров. Я же не стараюсь им мешать, а наоборот – подыгрываю. Делаю то, что делала бы моя героиня. В этом школа МХАТа.
– Вы сменили несколько театров. Это были мучительные скитания?
– Конечно. Окончив московский институт, в Ленинграде я была неизвестной. Показывалась во многие театры. Это было ужасно, показы – сущее безобразие. Ты приходишь, перед тобой – комиссия. Ты должен что-то изображать, какие-то отрывки играть, все смотрят прямо тебе в рот – ужас! При этом твои коллеги-артисты стараются никаких эмоций не выдавать. Помню, как показывалась в театр Ленсовета к Игорю Владимирову. Выбрала отрывок, где у героини почти нет слов. Мои партнеры шпарили монологи, а я периодически вылезала говорила одно слово и пряталась. В конце концов, Владимиров спросил: «Простите, а кто из вас показывается? Я не могу понять!»
Показывалась и в Ленинградский ТЮЗ, играла эстрадную миниатюру с Володей Михайловским, который долго потом работал у Райкина. Члены худсовета были все молодые, талантливые, без всякой заносчивости и напыщенности, смеялись, реагировали, в конце даже обняли меня. Но потом эти семнадцать лет прошли… не то что впустую… Ну, там же ролей совсем не было. Я, конечно, с удовольствием и ворону играла, и пень, но росла-то мало. Просто любила театр, любила коллектив. И однажды худрук «Александринки» Игорь Горбачев, который откуда-то меня знал, сказал: «Пора тебе переходить на зимнюю квартиру». Мне это запало. Кто-то из моих друзей потом подтолкнул: «А чем ты рискуешь? Зайдем к нему в кабинет, вдруг он тебя возьмет?» Я перепугалась, стала отнекиваться, но меня уговорили. И я зашла: «Игорь Олегович, я хочу у вас работать…» Он ответил: «Приходи!» И вот так случайно, опять же, я сюда попала.
– А первый опыт работы в кино вы помните?
– Первый опыт помню. Неудачный. Начинали снимать фильм «Свадьба в Малиновке», меня пригласили на Гарпину Дормидонтовну Это была моя прямая роль! Танцевать, петь, «Битте-дритте, фрау мадам»!.. Я была так счастлива! Меня нарядили, я всем понравилась, все было хорошо. И в этот момент в Ленинграде появилась знаменитая Зоя Федорова. Конечно, они ее взяли. В общем, я не могу сказать, что мне в кино везет. Я и там не сыграла ничего путевого. Эпизодики, эпизодики, эпизодики. Я и не обижаюсь, потому что понимаю, что ничего и не будет. Для этого надо своего режиссера иметь.
Однажды я участвовала в новогодней елке, играла Бабу Ягу. И за два дня до генеральной репетиции композитор Амосов принес нам песни – целые арии! Мы должны были записать их на пленку, потому что живьем это спеть было бы невозможно: хип-хопы всякие, рэпы и так далее. Мы пришли в тон-студию, стали записывать, и я поняла, какой это кайф! Когда я надела эти наушники и почувствовала себя Аллой Пугачевой, то пришла в такой восторг! Я вложила всю душу! Это было изумительно! Такой потенциал в себе ощущаешь! И вот что я хочу сказать – теперь есть всякие конкурсы для молодых актеров, их снимают на телевидении, их видят. А у нас ничего этого не было. Мы никого не интересовали. Мы жили, как трава: есть у тебя пробивная сила – пробьешься. Нет – зачахнешь. У меня никогда ее не было. Люблю работу – и все.
– А вы не пробовали создать что-то свое: моноспектакль, например, концертную программу, телепередачу?
– Я написала пьесу. В свое время мне попал на глаза очерк о доме престарелых. Меня поразила страшная жизнь его обитателей. Я взяла за основу эту статью и написала пьесу «Где мое место?» Ее героями стали одни женщины: бывшая артистка, крестьянка, коммунистка, уголовница, медсестра… И эту пьесу мы поставили у себя на малой сцене под названием «Под звуки оркестра». Все плакали, настолько получился трогательный и страшный спектакль. Наш тогдашний руководитель Игорь Горбачев дал согласие о переводе спектакля на большую сцену, но не сразу. В ту пору и на экране, и в театрах, и в прессе вовсю вскрывались наши социальные раны, подымались нерешенные проблемы общества, отовсюду перла чернуха, и именно на тот момент появление нашей пьесы было бы очень своевременным и актуальным. Но Горбачев тянул. И когда все пресытились и устали, под финал этой вакханалии появились мы. Тут же раздались голоса: «Ну, опять!.. Зачем же вновь теребить старые раны?» Отыграли несколько спектаклей, и все кончилось. Те, кто видел «Под звуки оркестра», потом говорили, что наши актрисы сыграли там свои лучшие роли. Я думаю, что это правда. Ведь для женщин в драматургии всегда мало места, актрисы испокон века скучают по работе. Пьесу потом увезли в Москву – ее попросила для себя Лидия Смирнова. Но и ей не удалось пробиться с этой темой. «Волна прошла, это уже не модно»…
Ознакомительная версия. Доступно 17 страниц из 83
