Ознакомительная версия. Доступно 21 страниц из 104
Я возразил.
– Это нарушение приказа! Ты знаешь, чей это приказ? В Данию должен отправиться ты! И с лауреатом разговаривать должен тоже ты. Мое дело подменить тебя здесь и постепенно вживаться в образ.
– Не строй из себя педанта и чистюлю! Наплюй на приказы, чьи бы они ни были. Им оттуда всего не разглядеть, а у меня опыт. Все куда хуже, Алекс, чем ты можешь предположить. Стоило мне только взглянуть на чертежи этих чертовых насосов, как до меня сразу дошло – в Дании мне делать нечего. Меня расколют сразу, а Ротте сделает еще одну подленькую запись в своем гроссбухе. В Копенгаген поедешь ты! Это лучший способ влезть в мою шкуру. На заводе тебя никто не знает, там ты сможешь освоиться, влиться, так сказать, в ряды защитников фатерлянда. Вертись как хочешь, но сумей подать себя. Продемонстрируй знание предмета, прояви компетентность. У них на Пенемюнде постоянные накладки с равномерной подачей горючего и окислителя в камеру сгорания…
– …особую опасность представляет Ротте. Чем позже ты встретишься с ним, тем лучше. Запомни, с первой же минуты ты должен вести себя так, чтобы у него и тени сомнения не возникло. Поверь, Еско, это не так просто, как кажется. В смекалке борову не откажешь.
После короткой паузы Анатолий признался:
– Франц уже задолжал мне более пяти тысяч марок. То он клянется, что со дня на день рассчитается со мной, то вдруг начинает нагло клянчить деньги. Далее ссужать его становится опасно, как, впрочем, и отказывать в займе. Он в чем-то обыграл меня, так что предупреждаю еще раз – будь осторожен. Мало того, что он следит за каждым моим шагом, он еще, по-видимому, собирает на меня компромат. По приказу ли Майендорфа или по собственной инициативе, не знаю, но папочку где-то хранит.
– Он тебя в чем-то подозревает?
– Насчет подлинного нутра вряд ли, но его постоянные попытки вскрыть мой кошелек, его прилипчивость и страсть жаловаться по всякому поводу и без повода действуют мне на нервы. Он это чувствует и пользуется. Это хуже всего, Еско. Слава Богу, я скоро отдохну от этого прилипалы.
– А что если?..
– Боюсь, мы опоздали. К тому же его устранение ничего не решит, у дядюшки Людвига всегда найдется другой Ротте, который будет рад услужить генералу СС, а заодно вцепится в тебя как бульдог. Учти, Еско, здесь не Страна Советов, здесь за деньгами, даже в нынешние гибельные времена, идет отчаянная охота. Здесь мало кто откажется сорвать выгодный куш.
Усек?
– …кто бы мог подумать, что знакомство с реалиями жизни на той стороне начнется у меня с детального ознакомления с расписками Ротте. Мне пришлось выучить наизусть, где, когда и по какому поводу я ссужал его деньгами.
– …как оказалось, воплотиться в другого – это не пустяк, это совсем не пустяк. Внешняя схожесть – это полдела. Существуют тысячи малозаметных, сиюминутных обязательств, пустячных мелочей, вроде того, например, куда ты положил свой бритвенный прибор или где прячешь карандаши, забывать о которых в нашем положении было опасно для жизни. Без этой поездки мне вряд ли удалось бы с наименьшими потерями проникнуть в ряды тех, кто, мечтая о полетах в межпланетном пространстве, изобретал ракетную бомбу. Помечтав на вечернем досуге о звездах, днем они рьяно брались за конструирование снаряда, способного разрушить Лондон. Впрочем, с тем же энтузиазмом они замахивались на Нью-Йорк и на Москву. Умники и фарисеи, они предали моего отца. Они объявили на весь мир – мы самые-самые! Теперь, искусно конструируя и изобретая, они прогрызали ход к тайнам атомного ядра. Они пытались поймать на мушку Тамару, русскую по матери и армянку по отцу. Тысячелетний рейх никогда не признает ее арийкой, как, впрочем и моего наследника Питера-Еско фон Шееля.
Это была жестокая правда. Ее нельзя опровергнуть, хотя я пытался. Первому было легче. Красный с колыбели, он на дух не переносил всякого рода заявки на превосходство. Измышления насчет унтерменшей, или, по-нашему, недоносков, вызывали в нем кипучую ненависть. У меня же было иное прошлое, мне было трудно пожертвовать им, однако жить предрассудками или бездумно цепляться за приказы моего кремлевского руководителя тоже было опасно для жизни. В этом Анатолий был прав. Впрочем, спешить обниматься с моими сошедшими с ума соотечественниками было вовсе ни к чему.
В этом меня очень поддержал Нильс Бор.
Глава 2
– …с нобелевским лауреатом я встретился в первых числах марта. О встрече договорился официально, по телефону.
Мы с Толиком тщательно выбирали легенду для посещения знаменитого ученого.
Специфика состояла в том, что первые три года оккупации Дания представляла собой образчик миролюбия и покладистости германских властей. В 1940 году Гитлер объявил, что «ввод войск – временная мера для обеспечения нейтралитета страны». Юридически Дания не считалась ни частью рейха, ни оккупированной территорией. В ближайшем кругу фюрер восхищался Данией, прочил ей стать частью великого рейха. Здесь изначально не было имперского уполномоченного, надзор за датским правительством осуществлял посол Германии Сесиль фон Ренте-Финк. Оккупанты разве что беспощадно навалились на коммунистов.
Гражданам других оккупированных земель Европы датский вариант немецкого господства даже и теперь показался бы райским. В него просто не поверили бы русские, поляки, сербы. И не только славяне, но и все, кто познакомился с фашистской доктриной в действии: увидел сожженные города и села, ряды виселиц; увидел эшелоны своих земляков, угоняемых на чужбину. В Дании даже не было объявлено военное положение. Бескровное завоевание, настойчивая пропаганда «арийских ценностей», в результате чего дивизия СС «Нордланд», первой в июне 1941 перешедшая границу СССР, была полностью укомплектована горячими датскими и норвежскими парнями, позволяли и это. Но главное, что мирило победителей с поверженными, – это готовность датчан не покладая рук трудиться во славу тысячелетнего рейха.
Три года Берлин старался не вмешиваться во внутреннюю жизнь захваченной страны. Вплоть до августа сорок третьего Дания продолжала жить по своим прежним законам. Там даже допускались забастовки. Даже законы о «чистоте крови» не распространялись на «северного соседа» чего, правда, нельзя было сказать о Чехии и Словакии, где с первых же дней образования протектората началась повсеместная охота на евреев. Пойманных отправляли в лагерь смерти Терезиенштадт, куда эшелонами доставляли евреев из Восточной Европы.
Впрочем, до выступления пражских студентов в ноябре 1939 года в протекторате Чехия и Моравия тоже сохранялись местное самоуправление и достаточно высокий уровень жизни. Такой либерализм оправдывался вполне практическими соображениями. Дания, Богемия и Моравия, а также в какой-то мере «независимая» Словакия являлись одними из самых безопасных кузниц немецкого оружия. Союзники их не бомбили.
В Дании германские власти настойчиво пытались привлечь к сотрудничеству местную элиту, и прежде всего таких популярных граждан, как Нильс Бор. Эта работа была возложена на армейскую разведку, в частности на советника германского посольства Георга Дуквица.
Ознакомительная версия. Доступно 21 страниц из 104
