И тут я вижу.
— Харли, — Выдыхаю я. Руки начинают дрожать.
— Ее Орион принес, — объясняет Эми. — Харли… Наверное, заранее нарисовал…
Эми никогда не узнает, насколько на самом деле реалистична эта картина. Когда его утянуло наружу, волосы чуть сильнее прижало от резкого движения, и удивления на лице было больше — и, да, боль тоже была — но в короткое мгновение перед тем, как шлюз закрылся, корабль двинулся дальше, а самого его поглотил космос, на лице его было точно вот это самое выражение, эта радость.
— Возьми ее себе. Вы были намного ближе. Не знаю, почему он вообще подарил ее мне, а не тебе.
Замечаю рыбку у ног нарисованного Харли.
Эми всегда думала, что Харли называл ее рыбкой, потому что ее красно-оранжевые волосы гармонировали с цветами золотой рыбки, которую он писал, когда познакомился с ней. Но он так и не рассказал ей, почему вообще писал золотых рыбок, почему в его комнате живого места не было от их изображений. Просто потому, что Кейли их больше всего любила.
— Он хотел, чтобы она была у тебя, — отвечаю я. — Ты напоминала ему об одном человеке.
Мгновение мы молча впитываем в себя картину и то, что сделал Харли, то, как он нас оставил. Он по-прежнему в одиночестве, стоит и смотрит на нас, улетая.
— Я поняла, — говорит вдруг Эми, указывая на стену и вытаскивая меня из воспоминаний. — Связь между ними. Те, у кого военное прошлое, — их и убивали.
Я рассматриваю списки.
— Мой отец — тоже военный. Что, если Убийца вытащил меня вместо него случайно? — ее голос дрожит, и я спрашиваю себя почему: то ли из-за страха за отца, то ли из-за смерти Харли, а может, виновато и то, и другое.
— Я проснулся сегодня, а несколько десятков криокамер отмечены крестами. Сначала я подумал, что это Харли… но, видимо, это убийца помечал своих жертв…
— На папиной двери была метка? — Эми роняет блокнот.
— Я… не помню. — Я не о двери беспокоился, а о Харли.
— Надо проверить! — Эми направляется к двери.
Я отстаю на мгновение, чтобы захватить со стола пленку. Пока мы мчимся по коридору, я регистрируюсь в системе.
— Доступ разрешен, степень — Старшая, — щебечет компьютер под шелест открывающихся дверей лифта. По пути наверх я открываю на пленке карту вай-комов.
— Что делаешь? — спрашивает Эми, неотрывно глядя на цифры над входом.
Оттягиваю отметку времени назад и смотрю по точкам, кто, где и когда был.
Вчера вечером на карте появилась точка Харли — и с тех пор мягко мерцала у двери шлюза, периодически двигаясь по коридору и обходя криоуровень. На всем уровне больше ни души — до тех пор, пока не появляюсь я. Вот он я, и я бегу, потом останавливаюсь. Моя мерцающая точка сливается с точкой Харли, и у меня перед глазами возникает наша ссора — наша последняя ссора.
Эми наблюдает поверх моего плеча. Точки разделяются, и моя теперь мигает невдалеке лифта. Харли не отходит от двери. Интересно, чем он занимался в те последние часы. Рисовал? Размышлял?
Проматываю вперед. В районе утра появляются точки Старейшины и Дока, но они не задерживаются, а сразу отправляются в лабораторию на другом конце уровня. Я робко поднимаю взгляд на Эми.
— Я заснул, — признаюсь я. Интересно, Док со Старейшиной меня заметили?
Эми качает головой.
— Это по-любому не они сделали, так? Они вообще даже близко к замороженным не подходили.
Мы снова поворачиваемся к карте. Моя точка носится по рядам криокамер, считая нарисованные кресты.
А потом она идет к шлюзу.
Вот — я; вот — он.
А потом его точка пропадает.
В горле у меня встает ком. Перед глазами все расплывается в тот самый момент, когда точка вдруг вылетает прочь с карты и не возвращается обратно.
Эми с шумом всасывает воздух и долго не выдыхает, и только потом я слышу рядом тихое «Ах!».
— Больше никто не спускался, — говорю я, когда мы приезжаем на четвертый этаж. — Это мог быть только Харли.
— Но Харли не отходил от двери с тех самых пор, как ты пришел.
Мы смотрим друг другу в глаза. Харли не мог нарисовать эти кресты.
— Погоди, эта штука, — говорит Эми, указывая на пленку, — может отслеживать людей только через кнопки за ухом, так?
Я киваю.
— Меня на ней не видно, так?
Качаю головой.
— А что Орион? Это ведь он принес мне картину. Значит, он должен был спускаться туда и, значит, у него нет такой кнопки, так? Я видела у него на шее шрам. Хоть он и закрывает его волосами, все равно видно. У него точно нет этой вашей штуки. Значит, карта его не покажет.
И — ох! — она права.
Орион.
71 Эми
Дверь в конце коридора заперта.
— Как нам…? — запинаюсь я. — Что нам делать?
Старший выбивает дверь ногой.
Прикладывает большой палец к сканеру. Лифт едет вниз мучительно медленно.
Я тру мизинец, пока он не начинает болеть, и думаю обо всех обещаниях, что мы с папой давали друг другу.
— Что ты делаешь? — спрашиваю, когда мы проезжаем первый этаж.
— Проверяю биометрические сканеры, — отвечает Старший, стуча по пленке. — Вчера днем пришел Харли. Я спустился после заката. Утром появились Док со Старейшиной, и, кажется, они все еще тут, в той, другой лаборатории. Но смотри — записи об Орионе нет — есть только еще одна о Старейшине, хотя он в тот момент уже был в лаборатории.
Он передает пленку мне. И вправду, сразу после Дока идет запись Старейшина/Старший, а потом, через пять минут, еще одна такая же.
— Он придумал, как обмануть сканер, — предполагаю я. Ну почему этот лифт еле тащится?!
— Невозможно, — мычит Старший, засовывая пленку в карман. — Он сканирует ДНК. Его невозможно обмануть.
Двери разъезжаются в стороны.
Нас, словно взрывной волной, окатывает холодом.
Десятки и десятки замороженных выставлены на обозрение, вынуты из камер, и хрустальные гробы уже начинают запотевать, скрывая застывшие внутри тела. На всех открытых дверцах горят свеженарисованные кресты. Старший был прав. Это убийца помечал своих жертв, готовился к последнему убийству, массированному удару по всем замороженным военным.
У меня в голове пульсирует лишь одна мысль.
— ПАПА! — кричу я, протискиваясь мимо Старшего, и бросаюсь к контейнерам. Сворачиваю к сороковым — да, вот оно, замороженное тело моего отца. Протерев стекло от конденсата, мгновение вглядываюсь в его лицо.
