Голос его, казалось, растворился во влажном воздухе. Все умолкло, то ли на минуты, то ли на часы. Я смотрела на пластинку на защелке. Она была сильно поцарапана, но я могла заметить на ней три буквы, выгравированные на бронзе инициалы, из которых два первых были все еще различимы: АМ.
Мой голос звучал глухо.
– Джимми, откуда у вас этот портфель?
Он с удивлением поднял взгляд от своих планов.
– Я его нашел.
Его карие глаза смотрели ясно, и я знала, что он говорит правду.
– Где вы его нашли?
– В воде.
Он заговорил настороженно, и я вынудила себя улыбнуться застывшими губами.
– Счастливая находка! Неужели в океане?
Джимми покачал головой в бейсболке.
– Нет. Я удил рыбу в Данбарском заливе, и там он и оказался. Запутался в камышах у берега. Я чуть не замочил себе туфли, пока доставал его. – Он поставил портфель поближе к себе, словно опасаясь, что я отниму его у него. – Его пришлось несколько недель сушить на солнце. Зато теперь он как новенький.
– А внутри было что-нибудь?
– Да. Бумага. Много. Но она была мокрая, и чернила смылись, так что я ее выбросил.
– Только бумаги? Не книжка, не ежедневник – или что-нибудь еще?
Он покачал головой:
– Нет. Только бумаги.
Застыли у меня теперь не только губы, но и все тело.
– А давно это было?
Он закрыл один глаз и смотрел другим, как будто что-то обдумывая. Потом улыбнулся:
– Это было как раз после того, как вы повредили себе ногу. Я помню потому, что я принес вам цветы из моего сада, а потом пошел порыбачить. – Он нахмурился. – Я подумал, что его кто-то выбросил, и теперь он ничей, и я могу его подобрать.
Я чувствовала, что мои щеки вот-вот треснут от усилия сохранять на лице улыбку.
– Я думаю, вы правы, Джимми. Кто-то определенно его выбросил. Вам повезло, что вы его нашли. Я что-то не очень хорошо себя чувствую. Я думаю, я что-то съела, что не понравилось ребенку. – Улыбка моя начала таять. – Быть может, мы поговорим о саде потом?
На лице его выразилась озабоченность, и даже в моем состоянии я поняла, как легко распознавать его эмоции, читая их как по карте. И как он не похож в этом на Мэтью.
– Конечно, – сказал он, запихивая планы в портфель. – Позвоните мне, когда будете готовы.
Я кивнула и побежала в ванну, где полностью опорожнила желудок. А потом свернулась на полу в положении зародыша и прижалась щекой к холодному полу, сотрясаясь от дрожи.
Глава 26
Памела
Сент-Саймонс-Айленд, Джорджия
Февраль 1815
Доктор Энлоу насыпал небольшое количество порошка в стакан вина и передал его мне. Я тщательно размешала его ложкой и поднесла к сухим потрескавшимся губам Джеффри.
Он отвернулся, и я чуть было не пролила несколько драгоценных капель ему на подбородок.
– Джеффри, тебе нужно это выпить. Пожалуйста. Тебе станет лучше.
Глаза его смягчились.
– Я слышал, как доктор говорил тебе, что лекарства едва хватит на лечение одного человека. Разделив его между Робби и мной, ты не вылечишь ни одного из нас. Отдай все Робби. Я сильнее его.
Я закрыла глаза, словно от этого его ложь как бы исчезла. Бог наказывал меня за мой грех, за то, что я отняла Джеффри у моей сестры. А теперь я была вынуждена выбирать между ним и нашим сыном.
Я покачала головой и снова открыла глаза.
– Доктор Энлоу говорил, что лекарство есть еще в главной квартире на Камберленде. Он постарается его достать, и это будет скоро. Пожалуйста, Джеффри, выпей.
Он снова покачал головой, и напряжение лишило его сил.
– Мне уже лучше. Я выпью лекарство, если мне оно понадобится, когда доктор Энлоу достанет еще. А это отдай Робби.
Я не сомневалась, что доктор исполнит свое обещание.
– Пожалуйста, – прошептала я мужу на ухо, как будто могла заставить его изменить решение.
Он потянулся к моей руке и сжал ее.
– Навсегда, – прошептал он мне в ответ. – Ты помнишь?
Я кивнула, не доверяя своему голосу.
– Тогда не бойся, что я тебя покину. Все обойдется.
Я медленно встала, понимая, что мне его не разубедить.
– Ты выглядишь лучше. Я дам это сейчас Робби, а когда доктор привезет еще, я дам и тебе. – Я улыбнулась, как будто дважды сказанная ложь составляла правду.
Я вывела доктора Энлоу в холл и закрыла дверь. Руки у меня так сильно дрожали, что он взял у меня стакан.
– Это счастье, что вы здоровы, мистрис Фразье. Обычно болеют целые семьи.
– Я тоже так думала, когда прошлым летом заболели они оба. Мы были на свадьбе в Саванне и возвращались поздно вечером, и москиты так и роились над нами. Я была им не по вкусу, и меня они не кусали, а Джеффри и Робби были покрыты красными пятнами. Вскоре после этого оба и заболели. Я вижу теперь, что Бог наказывает меня. Я бы лучше умерла с каждым из них, чем выжить одной.
– Не говорите о смерти, – сказал доктор суровым голосом. – Я не позволю вам входить в комнату сына с этим словом на устах. Думайте только о том, как вы любите мужа и сына, и это придаст вам сил.
Я подумала о своей матери, как она переживала то, чего еще не случилось, воображая себе, как она будет жить. Горе ослепляло ее, так что она не видела хорошего в своей жизни. В конце концов к этой жизни ее перестало что-либо привязывать.
Я кивнула и, взяв стакан у доктора твердой рукой, вошла в комнату Робби.
Оставив обоих больных на попечение Джеммы, я проводила доктора из дома. Джорджина уехала, но я увидела над кухней дымок, где, как я поняла, Мэри занялась приготовлением еды. Я не помнила, когда я последний раз ела, и невольно оценила подарок сестры.
Доктор взял мою руку и поцеловал ее.
– У вас много мужества, мистрис Фразье. Не теряйте веры, и мы увидим вашу семью здоровыми.
– Благодарю вас, доктор. И меня зовут Памела. Я вам обязана за вашу помощь.
Он грустно усмехнулся:
– Нет, Памела, это я вам обязан за вашу помощь со стихами, которые я пошлю Вильяму. Я вернусь в палатку, запишу то, что мы с вами сочинили, и пошлю моей жене Кэтрин в Англию, потому что не знаю, будет ли у меня время закончить. Я надеюсь, стихи попадут домой раньше меня.
На сердце у меня было слишком тяжело, чтобы ответить ему улыбкой.
– Тогда Бог им в помощь. – Я смотрела, как он садится на мою лошадь.
– Благодарю вас за лошадь. Вы избавили меня от возвращения пешком.
