– Здрасте! Приехали. Старые песни о главном. Ты чего, Антон? Опять тебя муха укусила? Да на тебя тут молятся. Вон, запись на два месяца вперед закрыта.
– При чем тут запись? Мне-то не рассказывай. Ты мне лучше назови хоть одного человека, которому я действительно помог.
– Да ты всем помог, Антон! Как ты им помочь хочешь? Мозги вставить? Так это не по нашей части. Им надо настроение поднять! А тут тебе равных нет.
– А если завтра оно испортится?
– Так замечательно! Завтра опять придут.
Градов молча разлил коньяк и, не чокаясь, выпил. Филин смотрел выжидающе.
– Стасик, у нас с тобой разные задачи, понимаешь? Я тебя не уговорю, и ты меня не уговоришь. Устал я…
Филин от волнения вскочил с места, забегал по комнате. Потом опять сел.
– Так отдохни. Хочешь в отпуск?
Градов помотал головой.
– А чего ты хочешь?
– Ничего не хочу. Посидеть, подумать хочу. И потом я на даче кое-какой ремонт затеял…
Филин оживился. Он лучился от благожелательности, и Градову было смешно наблюдать за его наивными трюками. Даже настроение поднялось.
– Да ты что? Расскажи.
– Да ничего особенного. Решил небольшую пристройку сделать к террасе.
Филин деловито осведомился:
– Рабочие есть?
– Есть. Завтра к вечеру приедут.
– А у тебя на завтра большая запись?
– Нет, только двое с утра. Я заранее так поставил.
– Ну и замечательно. А потом бери два дня и сиди со своими рабочими. А там и выходные. Тоже нашел из-за чего сыр-бор разводить.
Филин явно начал успокаиваться, и Градову стало неловко. Получалось, будто он кокетничает и цену себе набивает. Он действительно заранее договорился с рабочими, правда тогда он еще не знал, что это будет его последний день. У них в центре было заведено правило: каждый сотрудник самостоятельно составлял график на следующий месяц. Количество часов было неизменно, а дни и смены могли варьироваться. Демократичный Филин разработал для этого специальные бланки, которые сотрудники заполняли в начале каждого месяца, и в соответствии с ними осуществлялась запись пациентов. Завтра был как раз такой день.
Градов сказал:
– Ты на меня не обижайся, Сова. Завтра я работаю последний день. Я так решил.
Филин молчал…
Из-за пробок он чуть не опоздал, хотя хотел приехать пораньше, чтобы закончить дела. На ресепшене его окликнула Люся, дежурный администратор.
– Антон Леонидович, вам тут посылка пришла.
– Мне?
– Вам. Вот тут написано: «Доктору Градову».
Она достала небольшую бандероль, завернутую в коричневую упаковочную бумагу. Он сто лет такой не видел и даже думал, что ее уже не выпускают.
– А от кого?
Она пожала плечами.
– Тут обратного адреса нет. Курьер принес.
– Что ж вы не спрашиваете, когда вам что-то приносят?
Люся испуганно заморгала.
– Я думала, вы знаете. Вы ж все время книги заказываете.
– Книги приходят экспресс-почтой, с обратным адресом.
Люся задумалась, а потом сказала радостно:
– Может, бомба?
Градов поднес посылку к уху. Люся ойкнула.
– Вроде не тикает.
– Это еще ничего не значит. Сейчас, знаете, какие бомбы делают. Я читала недавно… Одному прислали пакетик, такой маленький…
– Люсенька, спасибо.
Она обиженно замолчала.
Он вошел в свой кабинет. На столе лежал график на следующий месяц. Бланк был пустой. Он осторожно отодвинул его на край стола. Сел, положил перед собой посылку и сорвал обертку. Внутри лежала книга в жестком переплете. Он взял ее в руки. Взгляд упал на обложку, и гулко забилось сердце. Там было две картинки: одна сменяла другую подобно кадрам из кинофильма. В нижнем кадре, где фон был черным, на раскрытой ладони сидела бабочка с сиреневыми крыльями. Взгляд мгновенно скользнул вверх, туда, где черный фон стал голубым, и бабочка взлетела с ладони и парила над ее поверхностью. На ладони, в том месте, где она только что сидела, чернела россыпь мелких булавок. Книга называлась «Разрешение на взлет», автор – Всеволод Мансуров. Он раскрыл книгу. На первой странице крупным курсивом было выведено: «Посвящается доктору Градову, показавшему дорогу».
Он посмотрел на часы и ахнул. Через пятнадцать минут должна была прийти известная писательница, а он еще не заполнил график на следующий месяц.
Он проснулся от знакомого шуршания на стекле. На окне билась бабочка. Он замер, боясь шевельнуться. Бабочка забилась отчаяннее, и он никак не мог разглядеть ее за мельканием крыльев. Он торопился, и от волнения не слушались руки. Дрогнул шпингалет, и бабочка вылетела в открытую створку.
Он следил за ней, пытаясь удержать последние мгновения, а бабочка улетала все дальше и дальше, постепенно превращаясь в черную точку. И когда уже не оставалось надежды, она вдруг мелькнула сиреневым отсветом и растворилась в воздухе.
