Вадим представил, как много лет назад у этого зеркала толпилась молодежь, приводя себя в порядок перед танцами. Сверху уже доносилась музыка, сюда, на нижний этаж, долетали блики цветомузыки. Словно услышав несвоевременные мысли Вадима, зеркало отозвалось и, завибрировав призрачным отражением, изменилось. Не было темного здания и слегка освещенной осенним светом лестницы, ведущей наверх. В зеркале отражались люди, снующие возле стойки гардероба, сдавали легкие плащи и куртки, получали номерки, смотрелись в зеркало, стоя рядом с Вадимом. Никто не обращал внимания ни на Малахова, ни на его оружие и экипировку.
Внезапно люди заметались в панике, пытаясь бежать прочь от лестницы. Сверху, в контражуре дискотечных огней, спокойно ступая, шел черный человек. Те, кто оказывался рядом с ним, разлетались роем темных частиц и исчезали вместе с дыханием идущего. Человек шел не останавливаясь. Даже непроницаемость затененного лица не скрывала взгляда этого страшного человека. Казалось, что глаза его светятся, и смотрят они прямо на Малахова. Расстояние сокращалось, Вадим там, в зеркале, схватил автомат, пытаясь беззвучными очередями остановить черного. Но тот шел неотвратимо, как смерть в чумном бараке. Подойдя, он наклонил свое черное лицо и, приблизив его вплотную к лицу Малахова, стал высасывать из него жизнь. Внутри похолодело, как во сне при падении в бездну. И тут видение исчезло. Призрачный мир в зеркале исчез, не было ни дискотеки, ни страшного призрака. Остались лишь темные своды цокольного этажа — отражалось только то, что было в реальности. Потом, внезапно покрывшись густой сетью трещин, уже ничего не отражая, стекло рухнуло на бетонный пол горой серебристого крошева.
Малахов сбросил оцепенение, отвернулся от зеркала и пошел на лестницу, ведущую на второй, основной этаж здания. Несмотря на то, что, по показаниям сканера, в здании было не менее двадцати вооруженных людей, никто на встречу Малахову не выдвинулся. На втором этаже напротив лестницы обнаружились гандбольные ворота. Кто их притащил сюда, зачем их поставили здесь, в холле когда-то роскошного дворца культуры? Вадим подумал, что вот эти ворота могут быть символом всей Зоны — когда неуместное и бессмысленное оказывается в самом неожиданном месте.
Тоскливо воняло необитаемым домом, домом, в котором уже много лет не было человека. Умирающей штукатуркой, раскисающим от вечной сырости ракушечником, которым были облицованы стены, плесенью неухоженных стен и размокшим гнилым деревом. Осторожно, так чтобы спина была всегда прикрыта, Вадим двинулся по холлу ДК туда, где справа был проход в противоположную часть здания. Обойдя концертный зал, пахнувший из выбитых дверей темной жутью, Малахов очутился в той части дома культуры, где когда-то находились подсобки, помещения кружков самодеятельности и ленинская комната. И здесь не оставалось целых окон, и сквозь бетонные конструкции просматривалась площадка аттракционов. Даже Сухой, сидящий в разбитом «Патриоте», казался на расстоянии вытянутой руки. И одновременно совершенно далеко, на расстоянии в вечность. Там у разбитых, никогда так и не служивших людям качелей и каруселей, хоть и блуждали аномалии и время от времени бесновались зомби, не пахло смертью так сильно, как пахло здесь. Тревожное предчувствие начало сковывать Вадима. Он не понимал, почему спрятавшиеся за чередой дверей люди не проявляют себя. Ведь они же, очевидно, давно его обнаружили и готовы вступить в бой. Но ничего не происходило. Вадим встал сбоку от входа, так чтобы его прикрывала стена, и рванул на себя первую дверь. Хватило доли секунды, чтобы рассмотреть двух человек у письменного стола в дальнем конце комнаты. Два выстрела упредили любое действие этих людей. Осторожно, вдоль стенки, Малахов двинулся к следующей двери. Опять удар по трухлявой фанере, опять люди внутри, но здесь уже пришлось молниеносно отскочить за угол, из комнаты ответили длинными очередями. Одного взгляда мельком Малахову хватило, чтобы оценить обстановку. Резкий кувырок, несколько выстрелов, и помещение очищено. Вадиму все это очень не нравилось. Происходящее походило своим безумием на китайский боевик, когда двадцать соперников дерутся с одним главным героем, при этом в драке больше одного соперника не появляется — все степенно ждут своей очереди.
А вот со следующим помещением было хуже. Дверь там вырвали давно. Здесь пришлось не рисковать и использовать гранату. Вместе с дымом из комнаты вылетели куски мебели и осколки стекла. А до крайней двери, за которой, если сканер не ошибся, находились заложники, оставалось еще пять помещений, и пройти их надо было одно за другим, вычищая от врага. От врага, похитившего друзей, но зачем и почему — непонятно. Что они хотят от Вадима, от его группы?
Но тут противник изменил тактику. Следующая дверь открылась сама, и оттуда, осторожно ступая, вышел человек в камуфляже с автоматом наизготовку. Вадим опять оказался быстрее и метче, враг тихо завалился на стенку и сполз на бетонный пол. Чуть впереди по коридору была сложена солидным штабелем облицовочная плитка. Когда-то давно мародеры ободрали, почистили и сложили ее перед тем, как отвезти на строительные базары ближайшего города. Судя по проросшей на этой куче молодой березке, с тех пор прошло много лет. Вадим в стремительном броске укрылся за штабелем, теперь он был под прикрытием ракушечника и мог наблюдать оставшиеся помещения. Малахов выжидал, пытаясь заставить противника действовать. Перекинув автомат в левую руку, он наблюдал из-за укрытия за тем отрезком холла, который оставалось пройти с боем.
— Сухой, картинку видишь? — тихо спросил Малахов.
— Да, вижу.
— Это та самая охрана лаборатории? Униформа такая же?
— Да хрена там, впервые таких уродов вижу. Те ребята пошустрее были, — ответил Сухой.
— Вот же, блин, куда ни глянь, лягушка какая-то попадется. — Малахов стал тихонько высовываться из-за укрытия, готовый немедленно спрятаться, как рак-отшельник за ракушечник.
Вадим ждал, что очередное его движение вызовет шквал огня, но ничего не происходило. Словно противник потерял к нему всякий интерес. Поколебавшись, он встал во весь рост и медленно пошел вперед, к открытой двери. Как только Вадим приблизился настолько, что можно было рассмотреть, что же там внутри, шквал автоматного огня заставил его уйти под прикрытие стены. Одной гранаты хватило, чтобы угомонить стрелков, но тревога росла все больше и больше. Не бывает такого, чтобы, как в детской игре или плохом фильме, шагать по трупам врага без единой царапины. Или они там все больные на голову, или…
— А пошли вы все, — сам себе сказал Малахов. Все сомнения, тревоги неожиданно отступили.
Совсем рядом находились его товарищи, и только Вадим мог помочь им. Почему его должно волновать что-то еще? Слать надо все подальше. Цинично наплевать на коварные замыслы врага, не придумали еще ловушку для Малахова, а если придумали, то и черт с ней. Сейчас надо спасать своих. А цинизм — очень хороший консервант, чтоб не портилась картинка жизни, вроде антибиотика. Словно сказочный терминатор, Вадим двинулся вперед. Не останавливаясь ни на секунду, поливая огнем все, что пряталось за проклятыми дверями, он шаг за шагом очищал проход к последней комнате. А потом резко, как будто выключили звук в телевизоре, наступила тишина. Сквозняк выдул пороховую гарь, и только хруст стекла под ногами нарушал покой разбитого холла. Позади Малахова лежали трупы, кровь растекалась лужами, а перед ним была последняя дверь. Не было никаких признаков ловушки, но все равно Вадим сначала постучался.
