Ознакомительная версия. Доступно 20 страниц из 98
Потом в годы подполья будет еще недолгая любовь к польской еврейке по имени Юлия Гольдман, закончившаяся трагично смертью возлюбленной от туберкулеза и оставившая надолго в сердце Дзержинского шрам. Только после этого в жизнь Феликса Эдмундовича входит еще одна соотечественница и соратница по революционной борьбе Софья Мушкат, которая становится единственной законной женой в жизни Дзержинского. Оба с головой ушли в подпольную борьбу за права рабочего класса, даже их медовый месяц закончился арестом Софьи охранкой, и их сын Ян (Ясек) родился в тюремной больнице, оттого с детства страдал рахитом и отставал в умственном развитии. О ранней романтической любви Феликса Эдмундовича в вятской ссылке и о его умершей другой подруге советская история тоже, естественно, не распространялась, согласно коммунистической установке он всю свою личную жизнь связал только с женой Софьей.
Еще один нигде не доказанный и часто обходимый молчанием факт: во многих ставших нам теперь доступными мемуарах эмигрировавших руководителей тайного сыска царской России Дзержинский упорно именуется кокаинистом. Хотя в первые годы ХХ века увлечение кокаином не было столь шокирующим и компрометирующим человека фактом, модным порошком увлекались и сами жандармы высокого ранга (и лично начальник Департамента полиции Белецкий), и профессиональные революционеры, и откровенные уркаганы, и поэты Серебряного века, и просто недоросли-гимназисты. Если пламенный революционер и будущий глава ЧК Дзержинский и употреблял тогда кокаин, это смотрелось бы в любом случае не так вызывающе, как сейчас. Хотя мне лично трудно представить Феликса Эдмундовича, заталкивающего себе в ноздри белый порошок, но это, возможно, играют роль наши современные понятия о кокаине и сложенный десятилетиями образ Железного Феликса, не всегда совпадающий с живым человеком по фамилии Дзержинский.
В 1900 году новый век принес Дзержинскому новый арест и камеру известной в Польше тюрьмы городка Седльце под Варшавой, затем сибирскую ссылку, побег с этапа, эмиграцию – тоже типовой путь стойкого большевика до революции. С этапа Дзержинский бежал из Верхоленска на лодке, сплавляясь по реке Лене вместе с напарником по побегу – известным среди эсеров боевиком Сладкопевцевым. Тогда этика революционера не запрещала еще большевику иметь в напарниках по побегу с царской каторги эсера, а позднее такой двухпартийный дуэт беглецов будет смущать советских историков. Поэтому они или будут вообще замалчивать наличие товарища Дзержинского по Верхоленскому побегу из «неправильной» партии, или позднее поминать «революционера Сладкопевцева» без указания на компрометирующую его причастность к партии эсеров. Ловчее всех поступил Юлиан Семенов в посвященном жизни Дзержинского документально-художественном романе «Горение» от 1977 года. У Семенова напарник Дзержинского по побегу Сладкопевцев честно назван эсером, но при этом все время их побега Феликс Эдмундович без устали воспитывает товарища в правильном духе, почти склоняя его к единственно правильному марксистско-ленинскому учению. Здесь наш прекрасный писатель Юлиан Семенов наверняка успокаивал партийных цензоров, отлично понимая, что в реальной истории тяжелого побега двух политзаключенных из Сибири в Европу такая показательная политинформация прожженному боевику-эсеру Сладкопевцеву была невозможна, тот сам мог кого угодно поучить жизни. Так правили в те годы историю в целом, Дзержинский и его биография здесь просто эпизод. А они со Сладкопевцевым действительно добрались от сибирской Лены до границ Российской империи и по чужим документам ушли за границу. За границей Дзержинский жил в Берлине, здесь была крупная колония российских политэмигрантов, периодически выезжал в Швейцарию и Австро-Венгрию, где в австрийском тогда Кракове работал в зарубежном центре польских социал-демократов.
События 1905 года позвали Дзержинского назад в Россию для участия уже в вооруженной борьбе с правительством, опять следует арест в польском городе Лодзь за организацию уличных беспорядков горняков, амнистия в конце 1905 года по царскому манифесту о свободах, еще один арест в 1906 году, ссылка в Енисейскую губернию и побег оттуда. В этот побег 1907 года Феликсу помог уйти один из братьев, которых в его семье было много, Игнаций Дзержинский взяткой подкупил конвоиров, давших Феликсу сбежать.
После ареста в 1912 году Дзержинского отправили уже на каторгу, сначала в родной Польше, а с наступлением в 1914 году мировой войны каторжан из польских провинций эвакуировали в Орловский централ. Оттуда в 1916 году он этапирован в Москву для нового суда по вновь открывшимся обстоятельствам. Сидел в Бутырской тюрьме, в годы Гражданской войны в знаменитом батьке Махно вспомнил одного из сокамерников по Бутырке, впрочем, вспомнил не очень тепло: «Помню я этого деятеля по Бутырке, настоящий психопат, все время бросался на охрану, будет у нас с ним морока!» Себя, следовательно, Дзержинский психопатом и фанатиком, подобным анархисту Нестору Махно, не считал, хотя сам часто дрался в тюрьме и с уголовниками, и с охраной, не раз был закован в кандалы и помещен в карцер.
В знаменитой Бутырке случился еще один эпизод, о котором «ничего не знала» официальная советская история и который сейчас очень интересует исследователей жизни Феликса Эдмундовича. Он оказался в тюремном лазарете зверски избитый соседями по камере, то ли уголовниками из личной неприязни, то ли представителями небольшевистских партий в жаркой политдискуссии, то ли (есть и такая версия) из-за подозрений истинных или ложных в доносительстве – история очень темная. И здесь же, в Бутырке, уже опытного каторжанина Дзержинского застала Февральская революция, в числе многих других узников он покинул тюрьму, где за ним оставалось еще шесть неотбытых лет каторжного срока, вновь поступив в распоряжение большевистской партии. Вопреки упорному слуху советских времен, Дзержинский не был единственным человеком, сумевшим до революции бежать из Бутырки, спрятавшись в выносимом за стены тюрьмы мусорном баке. Он вообще из Бутырской тюрьмы не бежал, заключенного одиночной камеры под номером 217 освободила отсюда толпа восставших в 1917 году москвичей.
С такой биографией и с таким характером в бурном 1917 году Дзержинский быстро занял место в ближайшем ленинском окружении, вошел в ЦК партии и был одним из самых деятельных участников захвата большевиками власти в стране в октябре 1917 года. За этим последовало назначение Дзержинского в Военно-революционный комитет большевиков, его работа комендантом штаба большевистского восстания в Смольном дворце. В ВРК Дзержинский запомнился осенью 1917 года своим радикализмом и почти слепой верой в линию Ленина во всем, что касалось готовившегося большевистского переворота. На заседании ВРК за десять дней до большевистского восстания в октябре 1917 года именно Дзержинский из всех ленинцев больше всех набрасывался с обвинениями на Каменева, сомневавшегося в необходимости выступать немедленно и даже допустившего утечку информации об этом на сторону. Именно Феликс Эдмундович тогда требовал изгнания Каменева из ЦК партии, хотя даже решительные Сталин и Троцкий звали к единению и примирению накануне решающего выступления. А затем пришло 20 декабря 1917 года, с этого момента и до своей смерти целых девять лет этот человек был у руля принципиально новой спецслужбы Советской России. Впервые в истории спецслужб России их возглавил вчерашний подпольщик и каторжник, не раскаявшийся по примеру графа Толстого при Петре I или князя Ушакова при Анне Иоанновне бунтовщик династической оппозиции, а идейный враг прошлого режима из стана победителей.
Ознакомительная версия. Доступно 20 страниц из 98
