– Пожалуйста, Роу. – Теперь в комнате вместо Сирны находился Матиас, но мои глаза все так же смотрели в одну точку на полу, как будто я никак не могла осознать произошедшее. – Это мой долг – удерживать тебя от необдуманных решений. Я просто пытаюсь помочь тебе прийти к правильному выводу.
– Знаю, – вымолвила я с трудом. – Я просто устала.
Его баритон стал мягче.
– Я собираюсь сегодня ночью отправиться с мамой на разведку, проверить, не следят ли за тобой. Вернусь утром. А ты попытайся уснуть… и все обдумать.
– Завтра я отправлюсь искать Окуса, – ответила я угасшим голосом.
Матиас молча вышел.
Оставшись одна, я разделась и пошла в душ. Под обжигающими струями я опустилась на плиточный пол, прислонившись к стене. Липкий пар сгустился в душевой, проник в меня, заполнив каждую клетку моего существа, – и пусть, лишь бы не эта пугающая, зияющая, смертельная пустота. Я повертела пальцами розовую жемчужину Сирны, думая о папе. Последний раз мы виделись полтора года назад, когда я приезжала на каникулы из Академии. Стэнтон тоже приехал домой. Мы словно вернулись в прошлое, когда были детьми и все втроем жили вместе. Мамин призрак все еще витал в темных углах нашего бунгало, но уже едва уловимо. То была чудесная поездка.
В последний день каникул я помогала папе чистить нашу старую шхуну. Я рассказывала ему о том, что начала играть в группе со своими лучшими друзьями Нишико и Диком, и мы даже обсудили с ним мои планы после Академии. За все годы мы, наверное, впервые поговорили с ним по душам.
А сколько всего я бы хотела сказать ему! Невысказанные слова, откровения, чувства, которые я должна была разделить с ним, вместо того чтобы прятать глубоко в себе, вылились горькими слезами. Я должна была сказать ему, почему уехала из дома. Я должна была спросить, как он себя чувствовал после ухода мамы. Я должна была признаться, что злилась на нее, но также злилась и на него, что не защитил меня от ее одержимости. Все это изливалось теперь в безудержных рыданиях, ранило горло, сотрясало тело, будто мои воспоминания и чувства, раздирая меня, рвались наружу.
Я вышла из душа, когда мои глаза, казалось, выплакали все слезы. Пальцы от горячей воды сморщились. Я накинула белый пушистый халат и, сев перед зеркалом, стала расчесывать щеткой мокрые волосы, вглядываясь в свои тоскливые и помертвевшие глаза. Их бледная зелень напомнила мне о биолюминесцентных бактериях, которые светятся по ночам во внутренней лагуне, где папа разводит своих моллюсков-жемчужниц. То есть разводил…
Я вдохнула и не смогла выдохнуть. Точно мой мозг отказывался принимать этот кошмар как действительность. Папа не мог погибнуть!
Откуда-то издалека до меня донесся барабанный стук. Нет, это стук в дверь. Но он звучал так слабо, как будто проникал в мою голову сквозь толщу тумана, и я не сразу осознала, что кто-то стучит в мою дверь. Я снова взглянула в зеркало. Волосы уже высохли и стали почти прямыми, поскольку я их расчесывала не переставая. Оказывается, прошло немало времени. Сложно было сказать, сколько я так просидела, думая о папе. О нашем доме на Раке. Обо всем, что утратила.
Что я потеряю, если отправлюсь еще в один, последний, полет в Космос?
– Роу? С тобой все нормально?
Голос Хайсена согрел мою душу, словно одеяло, и я почувствовала, что постепенно выхожу из оцепенения, будто выползаю из своей скорлупы. Уж чего-чего, а оставаться сейчас в холодном одиночестве мне совсем не хотелось. Я как никогда нуждалась в душевном тепле.
– Входи, – разрешила я, пряча жемчужный кулон под халат и завязывая пояс.
– Я принес тебе пижаму. – Он посмотрел на меня и замер на мгновение. – Твои волосы… мне нравится.
– Спасибо. – Я взяла у него ночную рубашку и штаны.
Хайсен снова был в своем сером комбинезоне. Из одного кармана торчала ручка, как будто он только что работал.
– Горничная принесет тебе все, что понадобится: зубную щетку, еду, одежду. Просто скажи в настенный экран, что нужно. В любое время…
Он помолчал немного, затем собрался уходить.
– Побудешь немного со мной или тебе куда-нибудь надо?
Мой шепот повис в приглушенном свете комнаты, такой тихий, что я забеспокоилась, услышал ли Хайсен меня.
– Только туда, где ты, моя госпожа.
Его голос ласкал, мягко и нежно. Я почувствовала, как сжатые в комок нервы стало постепенно отпускать, пока все мое тело наконец не расслабилось. Я так устала постоянно держать себя в руках, когда весь мир вокруг разваливался на куски.
– А горничная может принести нам немного абиссента? – спросила я, когда Хайсен вновь подошел ко мне. – Или того дурманящего напитка Близнецов?
Хайсен нахмурился, уловив боль в моем взгляде.
– Что случилось? Что-то изменилось за это время?
– Мое сердце перестало биться, – выдохнула я. – И больше я ничего не чувствую.
Мне не хотелось говорить ему, что я теперь стала сиротой, как и он. Не хотелось произносить эти слова.
Вместо этого я приникла к нему так близко, что между нами остался всего лишь узелок моего пояса, упиравшийся мне в живот.
– Тогда ты будь моим наркотиком. – Я посмотрела в его зеленые глаза. – Заставь меня почувствовать что-нибудь… пока мы можем.
– Ты уверена? – прошептал он, лаская дыханием мою кожу. Он запустил руку в мои волосы. – А ты не боишься?
– Тебя?
– Перейти эту грань. Я не хочу, чтобы ты сделала то, о чем потом будешь сожалеть.
Его взгляд исследовал каждый дюйм моего лица, словно лазерный сканер, и я подумала, надо ли мне отвечать или он сам все поймет.
– Не так уж много у меня осталось граней, которые можно пересечь, – прошептала я. – И эта вряд ли худшая.
Мои друзья погибли на Эларе. Трагедия унесла жизни миллионов Ракианцев. Жители Девы пострадали не меньше. Папа, сестра Матиаса, сестра Дика, родители Кая… их больше нет, и я не могу ничего остановить. Окус слишком могуществен. Его не победить. От него не скрыться. Он и меня почти уничтожил. В конце концов, я в его списке смерти в верхней строке. В любой момент я умру, как и все остальные. Да я и сейчас едва ли живу.
Стержень, на котором держался мой мир, покосился, и я не могу его исправить. Все люди, которых я любила, были Ракианцами, за исключением Ниши. Есть уйма причин, по которым мне не стоило бы выбирать Хайсена: Табу, огромные различия между нами, не самое подходящее время. Ну и, конечно, Матиас. Но сейчас, я знала, так было нужно. Потому что впервые с тех пор, как стала Хранителем, я делала не то, что должна делать, а то, что хотела.
Дрожащими неловкими пальцами я развязала узелок, и белый пояс упал к ногам. Полы халата разошлись, открыв узкий просвет. Хайсен положил руки мне на бедра, но не стал снимать халат, а наклонился ко мне. Мои веки сомкнулись, и я почувствовала, как его губы коснулись моих губ.
