На этот раз над горизонтом, выгнутым сумасшедшей дугой, висело четыре разноцветных солнца, а под ногами кишели черви с человеческими головами. Бессчётное количество кошачьих глаз на тонких фиолетовых стеблях прорастало сквозь это шевелящееся месиво, они раздувались, словно воздушные шарики, и лопались, наполняя воздух запахом застоявшейся гнили.
— Главное, ничего не бояться! — кричал Патрик. — Это мой мир, и он мне ничего не сделает, пока я его не боюсь. И ты не бойся — тогда всё будет нормально, просто отлично! Восторг! Полный улёт! Здесь я могу всё! Хочешь апельсин? — Он взмахнул кистью, как волшебной палочкой, и одно из глазных яблок окрасилось в ярко-оранжевый цвет и покрылось блестящей пористой коркой. Он протянул Лесе то, что получилось, но она испуганно отстранилась. — Не хочешь — не надо! — Патрик зашвырнул своё творение в сторону горизонта, и к небесному своду прилипло пятое солнце.
— Я хочу уйти отсюда, — сказала Леся, стараясь не выдать испуга и отвращения. — Давай уйдём. Пожалуйста.
— Подожди, это ещё не всё.
Почва под ногами вздыбилась, и с вершины возникшего бугра с визгом начали скатываться свернувшиеся в клубки черви. Леся зажмурилась, стараясь подавить приступ тошноты, а когда нашла в себе силы вновь открыть глаза, оказалось, что на возвышенности стоит Божественная Седмица: сёстры-близнецы Жива и Навь, одна — дающая жизнь, другая — отпускающая из жизни, Даж, Прах, Чур и Волос — владыки четырёх стихий и Род — владыка времени и продолжения жизни…
— А теперь можешь принести в жертву своим богам всех этих тварей, — удовлетворённо заявил Патрик. — Помочь?
— Давай уйдём, — повторила Леся, отвернувшись от кумиров. Идолы хоть выглядели как настоящие, но само пребывание их посреди всей этой мерзости казалось ей кощунственным. — Или просто дай мне умереть. Не мешай хотя бы…
— Хорошо, хорошо… — Казалось, художник был разочарован тем, что не получил законную порцию восторгов. — Сейчас. Только давай всё-таки попробуем… То есть я попробую. — Он открыл этюдник, висевший на плече, достал из него скальпель, измазанный краской, и воткнул его в пространство рядом с Навью.
В полотне образовалась брешь, и сквозь образовавшийся просвет показался кусочек океана. Патрик аккуратно вырезал изображения идолов, но когда ветер растащил лоскуты созданного им пейзажа, изображение Седмицы, возвышающееся над волнами медленного прибоя, начало меркнуть и вскоре растворилось в лучах закатного солнца.
— Сволочь! — Патрик с размаху зашвырнул этюдник туда, где только что стояли идолы, и сел прямо на мокрый песок, обхватив голову руками.
— Что с тобой? — на всякий случай поинтересовалась Леся. Теперь ей хотелось просто уйти подальше от поверженного изваяния Живы, но оставлять рядом с ним сумасшедшего живописца тоже казалось ей неправильным.
— Отстань! — Патрик глянул на неё исподлобья. — Иди куда хочешь. И оставь меня в покое.
— Хорошо. — Согласиться было нетрудно, надо было только решить, в какую сторону идти.
Патрик ухватил её за щиколотку и заговорил вновь:
— Ну неужели эта старая грымза права?! Ты знаешь, что она говорит? Что моя мазня слишком нелепа и бессмысленна, чтобы она могла бы быть на самом деле. Она говорит, что все плоды моего воображения — пустое место. Тоже мне — ценительница живописи! А ведь многие думают по-другому. Многие! Мне меньше ста тысяч за картину не платили. А если бы эти идиоты, которые такие бабки отстёгивали, смогли бы посмотреть изнутри на то, что купили? А? Абсурд будит воображение! Ужас будоражит кровь, видения смерти пробуждают к жизни. А может быть, старуха всё это сама подстраивает? Внутри своих полотен я свободен и всемогущ, но здесь… Она ведь говорит, что мои монстры просто нежизнеспособны, а пейзажи мертвы. Может, на самом-то деле всё у меня здорово получается, а она просто гадит мне. Может?
— Может, — на всякий случай согласилась с ним Леся. — А теперь давай Живу поставим. Надо вытащить её из воды и вкопать. Поможешь?
— Я — художник, — попытался возразить Патрик.
— Вот и отдохнёшь малость, — заметила Леся, вынимая заколку из волос. — А потом мы с тобой принесём жертву Живе, а в этом и труд есть, и радость. Хочешь?
— Чего?
— Узнаешь. — Леся сбросила с плеча лямку лётного комбинезона и, ухватив Патрика за плечо, потянула его туда, где волны неторопливо накатывались на берег, переваливаясь через уткнувшуюся в песок резную фигуру.
Восход Вчерашней Луны, Пекло Самаэля.
— Продолжай, — мрачно сказал Самаэль, по-прежнему не удостаивая даже взгляда здоровенную рогатую жабу в генеральском мундире. — Говори. Я тебя вижу.
— Мессир, право, стоит ли вам утруждать себя… — проквакала жаба, виновато поджав уши.
— А по-моему, это ты не желаешь утруждать себя, — холодно заметил Несравненный.
Генерал Квабб не стал ни возражать, ни оправдываться — и то и другое было чревато самыми непредсказуемыми последствиями. Занимая высокий пост архимерзейшего стратега при штабе Их Непотребства, он не любил ситуаций, последствия которых непредсказуемы.
— Я разработал глобальный стратегический план нейтрализации незаконного вооружённого формирования, уклоняющегося от плановых истязаний, — заявил Квабб, изобразив причудливый реверанс, в результате чего от мундира отскочили две пуговицы. — Разрешите излагать?
— Попробуй, — милостиво позволил Несравненный, разглядывая перстни на своих длинных бледных пальцах.
— Концепция моего плана, Ваше Непотребство, состоит в том, чтобы пойти по пути наименьшего сопротивления и тем самым достигнуть устойчивого эффекта, который никоим образом не выходит за рамки установленного вами порядка и направлен на поддержание должного уровня псевдогармонии в пределах вверенного вам сектора Пекла…
— Короче.
— Я полагаю, что для достижения необходимого эффекта нам следует прекратить попытки интенсифицировать боевые действия, направленные на нейтрализацию безусловного противника.
— Заткнулся бы ты, придурок! — завопил зелёный чёртик, привязанный за копыто на длинную верёвку к высокому своду. — Будь проще, и бесы к тебе потянутся.
— А ты тут чего делаешь? — Самаэль поднял левое веко, и мелкий бес попал в его поле зрения.
— Выполняю ваше распоряжение! — отрапортовал зелёный чёртик. — Вы же сами приказали мне повеситься.
— А почему не за шею?
— В вашем приказе не уточнялось, за какую именно часть организма…
Окончание фразы потонуло в громовом хохоте Несравненного, который, испытав внезапный приступ весёлости, забыл поддерживать себя в человеческом состоянии и начал стремительно менять обличья — от червя с кошачьей головой до гигантской рептилии.
— Иди в задницу, — добродушно посоветовал Самаэль, прохохотавшись, и зелёный чёртик с радостным визгом, перекусив верёвку, умчался искать ближайшее место, в которое его послали.
