— Понятия не имею, — ответила я искренне. — Я вообще-то больше по автоматам специалист. Мы «Калашникова» на НВП разбирали-собирали. Но честно говоря, я уже ничего не помню.
Женщина бросила на меня разочарованный взгляд и снова уткнулась в свое оружие.
Я еще немного понаблюдала за ее мучениями и спросила:
— Что ж тебе Богиня не подсказала, где тут обойма?
— Да она сама не знает! — угрюмо ответила мне женщина.
— Ну, и не давала бы тебе оружие в таком случае…
— Это ты ей скажи, — огрызнулась женщина. Вытерла вспотевший лоб и шмякнула пистолет на стол.
— Все! — сказала она. — Сил моих больше нету! Уйду я с этой работы! Никаких денег больше не хочу!
— Знаешь, что? — осенило меня вдруг.
— Что?
— Чтобы опустошить обойму, не обязательно ее вынимать! Просто постреляй — и все! Обойма-то и опустошится!
Женщина мгновение смотрела на меня. На ее губах начала расцветать неуверенная улыбка.
— Слушай, ну ты гений!
Я скромно потупилась.
Женщина схватила пистолет, навела его на соседнюю стенку и несколько раз нажала на курок.
Тишина.
— Ну, чего он не стреляет? — обиделась женщина.
— С предохранителя сними, — посоветовала я, вспомнив военные сериалы.
— Ах, да!
Женщина торопливо зашарила пальцами по стволу.
— Слушай, а где тут предохранитель? — спросила она после безуспешных поисков.
Мы молча уставились друг на друга. Потом я осторожно закрыла дверь.
Нечто подобное в моей жизни уже было. На втором курсе к нам пришла преподавать историю древнего мира молодая дама, прежде работавшая в нашем институте лаборанткой. Дама состояла в каких-то родственных связях с каким-то высокопоставленным лицом, поэтому ее начали продвигать по работе.
Возмущению педагогов и студентов не было предела. Дама настолько смутно представлял себе предмет, что на лекциях ее поправляли даже первокурсники.
Как-то раз я заглянула на кафедру. И увидела любопытную картину.
Дама стояла перед исторической картой и искала на ней походы Александра Македонского. Взгляд у нее был напряженно-затравленный, и на мое появление она никакого внимания не обратила.
Примерно такими же глазами смотрела женщина на пистолет непонятной системы, которым ее для чего-то снабдила Богиня.
Бедная женщина. Неужели и это Читателю нравится?
Я оглядела серый коридор, уходивший за горизонт, и не ощутила желания исследовать его дальше.
— Давай посмотрим, что там внизу, — предложила я, содрогаясь от собственной смелости.
— Там популярная мужская литература! — предупредил меня хлопец.
— Мы только заглянем!
— Да ради бога.
Мальчик помолчал, посверлил меня глазом.
— Ну?!! — сказал он, устав ждать.
— Что «ну?» — не поняла я. Но тут же сориентировалась. — Ах, да! Опустимся…
И после произнесения магического слова слева от меня немедленно образовалась стеклянная дверь, ведущая на лестницу. Я пропустила мальчугана вперед и пошла за ним, уже ничего не опасаясь.
Было понятно, что физически мне повредить не могло ничто. Я могла отупеть, потерять нравственные ориентиры, приобрести вульгарные манеры, утратить привычный лексикон, но на моем физическом самочувствии пребывание с героями разных Богинь пока не отражалось.
«Ну, разве что стошнит, — подумала я, вспомнив девушку с трудной судьбой. — Но это пустяки».
Привычный серый коридор с переливающимися табличками уже успел мне надоесть. Я подошла к первой попавшейся двери и распахнула ее.
Мама дорогая!
Посреди грязной убогой комнаты сцепились мужчина и женщина. Несколько секунд я в смятении наблюдала за ними, не понимая, пытается ли он ее изнасиловать или просто лупит. Учит жизни, так сказать.
Мужчина выглядел звероподобным. Весь полуобнаженный торс его был покрыт татуировками, приличными и не очень, на толстых пальцах поблескивали вульгарные золотые перстни.
— … телка… может… в рот! — азартно выкрикивал мужчина, и немногие цензурные слова, которые попадались в его речи, все равно не помогли мне понять ее общий смысл.
Девица выглядела роскошно. Ноги у нее росли от ушей, обнажившиеся под разорванной блузкой груди были пятого размера, длинные разметавшиеся волосы скрывали от меня ее лицо. Но я не сомневалось, что оно выглядело в десять раз красивей, чем лицо Клаудии Шиффер.
На речи поклонника девица не обижалась и отвечала ему не менее азартно:
— … в рот… суке… засранную жопу!
Минуту я, оцепенев, наблюдала за ними.
Словно почувствовав мое незримое присутствие, герои оживились и принялись тузить друг друга с еще большим энтузиазмом.
Наконец девица изловчилась и заехала поклоннику ногой в пах. Тот заверещал неожиданным фальцетом и согнулся. Девица победно взвизгнула, долбанула поклонника в живот и унеслась в другую дверь.
«Да, — подумала я в смятении, не переступая порог. — Вот она, большая любовь!»
Мужчина тем временем очухался, извлек из кармана брюк маленький мобильник, неизвестно как удержавшийся там во время драки, набрал номер и приложил аппарат к уху.
— Колян, братан! Клавка… вчера… полтонны… суке… телка!
Он обиженно умолк, предоставляя слово собеседнику.
Ответа абонента я не расслышала. И слава богу.
С треском захлопнула дверь и в раздражении устремилась дальше по коридору.
Мальчик моросил следом за мной мелкими шажками.
— Не надоело? — спрашивал он меня в спину. — Может, ниже опустимся? Там душевное!
— Посмотрю еще, — ответила я сквозь зубы.
— Пожалеешь! — предупредил экскурсовод.
— Что ж, нет ни одного Бога, способного написать два цензурных слова подряд?! Ты просто клевещешь на мужчин!
— Я предупреждал, это кассовая мужская литература, — повторил малец.
— Много ты понимаешь, — ответила я и распахнула другую дверь.
Сначала я ничего не увидела, потому что в комнате плавал сизый дым, утяжеляя и без того неяркое освещение. Из глубины помещения неслись стоны, причем самые разнополые. Так сказать, во множественном числе.
«Что это? — не поняла я. — Что-то военное? Госпиталь? Раненые? Умирающие? А почему женщины стонут? Они тут, что, все вповалку лежат: и раненые женщины, и раненые мужчины? Может, стонут медсестры? От жалости?»
Но тут глаза привыкли к полумраку, дым немного рассеялся, и я увидела то, что происходило внутри.
