— Тогда почему ты охотишься за Подземельем? — растерянно поинтересовалась она. — Почему не бросишь свою затею?
— Потому что не могу.
Доун поняла, что подробностей узнать не удастся. Словно решив покончить с этим вопросом раз и навсегда, Голос неожиданно заговорил:
— Давным-давно я потерял всю команду. Одна участница воспользовалась сведениями, к которым сотрудникам вообще не положено иметь доступ. Она узнала слишком много. В команде произошел раскол, мы упустили добычу. Я усвоил урок и в этот раз не допустил роковую ошибку. Катастрофа такого масштаба не должна повториться. Он вздохнул. — У нас идет война. Не важно, известно о ней в Верхнем мире или нет. Война — не просто сражение в физическом смысле, нет! Она строится на лжи, пытках, играх с сознанием… В ход идут все средства. Я костьми лягу, чтобы ее выиграть! И ты тоже.
Наверное, Иона решил, что своей речью завоевал ее доверие. Он сделал поспешный вывод. Доун требовалось большее…
Ее внимание привлек предмет, лежащий на одном из металлических столиков. На подгибающихся ногах она подошла ближе, осторожно тронула загадочную конструкцию — и горе слезами хлынуло из глаз: это был арбалет, готовый только наполовину, незавершенное творение, застывшее на границе жизни и смерти.
— Она мастерила его для тебя, — произнес Голос. — Брейзи знала, как ты восхищаешься ее оружием.
Захлебнувшись рыданием, Доун обессиленно оперлась на столик. Она хотела отшвырнуть арбалет, но Брейзи надежно закрепила его в станке.
— Катись к черту, Иона!
— Отлично сказано, — прошептал он.
Она метнула взгляд в сторону, откуда прозвучали слова, но не увидела ничего, кроме темноты.
— Сделай что-нибудь, чтобы я тебе поверила! Хоть что-нибудь! Объясни смерть Брейзи! Найди оправдание!
— Этому нет оправдания.
И Доун сдалась. Она уронила голову; слезы капали и капали, оставляя мокрые пятна на пиджаке. Охотница сломалась. Все, с нее хватит.
— Доун?
Девушка почувствовала за спиной движение. Раздался обреченный вздох. Она внезапно поняла: сзади кто-то есть. Пораженная, охотница застыла на месте, не решаясь взглянуть через плечо. Ее охватила дрожь, по коже побежал электрический ток. Медленно-медленно она повернула голову.
Перед ней стоял босс.
Иона.
Доун хотела заговорить, но слова застряли в горле.
Наконец расплывчатые представления о Лимпете, составленные по нескольким извлеченным из интернета фотографиям, сложились в цельную, четкую картинку: темные, слегка отросшие, вьющиеся волосы; высокий, худощавый, но широкоплечий; одет в старомодный шелковый плащ поверх белых брюк и рубашки.
А лицо… Лицо Ионы поразило Доун больше всего — но не печальные миндалевидные глаза орехового цвета, не высокие скулы, не жесткая линия красивых губ, а шрамы. Длинные, резаные рубцы, перекрещиваясь, рассекали кожу, будто вечная печать, напоминающая о жестокой трагедии.
Он походил на поверженного святого. Он был еще молод, чуть за тридцать, но уже слишком много видел и перенес.
Окончательно дар речи она потеряла, когда Иона ей протянул одинокую маргаритку в знак примирения или… возможно, чего-то еще…
Она не взяла протянутый цветок. Просто не смогла.
Потрясенный отказом, Лимпет опустил руку и растерянно огляделся, будто не понимая, где он. Щеки его залила краска, и он положил маргаритку на стол.
— Помоги мне, — сказал он, стиснув зубы, словно борясь с самим собой. — Я не хочу умолять, но лишь ты поможешь нам одержать над ними верх.
Итак, в стане врагов находилась ее мать и остальные вампиры.
Доун уже не знала, кто есть кто.
— Я никогда не воспользовался… — Иона защелкал пальцами, подыскивая нужные слова. — Прошлой ночью, на той вечеринке…
Она поняла: босс хотел проверить ее сознание.
Доун не двинулась с места, Лимпет сам подошел и протянул руку, желая успокоить охотницу. Только сейчас она увидела истинное лицо Ионы, скрытое под маской шрамов.
Он смотрел так повелительно, что она подчинилась. В этом властном взгляде будто сосредоточилась вся жизнь Лимпета, и сейчас Иона звал Доун разделить ее с ним.
Босс вошел в ее разум молниеносной вспышкой. А потом зачем-то положил ладонь на лоб — она ощутила прохладные шершавые пальцы. Девушка опустила веки, тело перестало сопротивляться. Она позволит. Только один раз!
Прикосновение пронзило ее насквозь электрическим разрядом; живот напрягся, внутри разлилось тепло. Лимпет закончил считывание и подался назад, но в Доун уже пробудились самые низменные инстинкты. Ей безумно хотелось его удержать. Не ради физического удовлетворения — просто он понимал, что такое настоящая боль.
Пожалуй, он единственный во всем мире это понимал.
Иона стоял, сжав кулаки, и смотрел в пол. Доун не понравилось ни выражение его лица, иссеченного шрамами, ни тяжелый грозный взгляд, в котором бурлила ярость.
— Тебе очистили память, — глухо сказал босс.
Доун с тревогой тронула шею.
— Я их уничтожу, всех, до последней твари. — Иона побагровел, рубцы проступили на коже белым чудовищным узором. На шее напряженно пульсировала жилка. Лимпет обратился не то к комнате, не то ко всему миру: — Я найду вас всех, вы, сатанинское отродье!!! Я…
Комната дрогнула, со стен посыпалась штукатурка.
— Иона!
Он обернулся и замолчал. Грохот стих, но глаза босса по-прежнему горели жаждой мщения.
— Не думаю, что с тобой обменялись кровью. Тебя не инициировали.
— Я… я не вампир? — Слава тебе, Господи, всемогущий Боже!
— Доун, они хотели извлечь информацию из твоего сознания, но, похоже, ты выставила ментальную защиту.
— А Фрэнк? Я видела у него на шее…
— Он станет вампиром, — вмешался в разговор новый собеседник.
По лестнице спускался Кико.
Доун удивленно посмотрела на него. Телепат был взъерошенный, с затуманенным взором, а на губах играла загадочная улыбка. Охотница решила, что коллега окончательно повредился рассудком. Опустившись на колени, она взяла руки Кико в свои.
Они стояли и держались друг за друга. Они — все, что осталось от команды.
— Можешь ему верить, — прошептал ей на ухо Кико. — И мне можешь верить. Я теперь держу себя в ежовых рукавицах: никаких лекарств. Мне безразлична боль. Мы доберемся до этих уродов и всех их прикончим.
И все равно ясновидец не убедил охотницу: не так легко завязать с таблетками!
— Ты и Жаклин… Эву прикончишь? — прошептала в ответ Доун.
— Ее — в первую очередь. — Кико еще крепче обнял напарницу. — Я должен был предвидеть. Ведь у нас такая работа. Не верь глазам своим. Никогда.
