– У тебя есть мобильник?
Шарлю нужно время, чтобы врубиться.
– Твой мобильник…
Шарль приходит в движение. Он приступает к поискам своего телефона, но искать будет до второго пришествия.
– Давай помогу.
Я роюсь в том кармане, куда нацеливался Шарль. Набираю номер Николь. Вижу ее с мобильником в руке. Девочки потешаются над ней уже несколько лет. Совсем старенький аппарат, а она не желает с ним расставаться, у него оранжевый корпус, кошмар, почти первое поколение, весит тонну, еле в руке умещается. Второго такого в мире не найти. Она всегда говорит: «Отстаньте от меня с моим старым агрегатом, он мой и отлично работает». Когда он испустит дух, хватит ли у нее средств купить новый?
Женский голос. Наверняка Ясмин, молодая арабка из команды Фонтана.
– Жене звонишь? – спрашивает Шарль.
– Дайте мне жену! – ору я.
Девица взвешивает за и против. Говорит: «Не вешайте трубку».
И вот Николь.
– Они ничего тебе не сделали?
Это мой первый вопрос. Потому что мне они уже сделали очень много всего. И очень больно. Я чувствую покалывание в пальцах. Даже в тех, которые не гнутся.
– Нет, – говорит Николь.
Я едва узнаю ее голос. Он глухой и монотонный. Ее страх осязаем.
– Я не хочу, чтобы они сделали тебе что-то плохое. Не надо бояться, Николь. Тебе нечего бояться.
– Они говорят, что им нужны деньги… Какие деньги, Ален? – Она плачет. – Ты взял у них деньги?
Было бы очень сложно все ей объяснить.
– Я отдам им все, что они хотят, Николь, клянусь. А ты поклянись, что они тебя не тронули!
Николь не может говорить. Она плачет. Произносит какие-то обрывки слов, которых я не понимаю. Я стараюсь не терять связи:
– Ты знаешь, где ты? Скажи, Николь, ты знаешь, где ты?
– Нет…
Она говорит как маленькая девочка.
– Тебе больно, Николь?
– Нет…
Я только один раз видел, как она так плачет. Это было шесть лет назад, когда она потеряла отца. Она осела на пол на кухне и плакала, произнося бессвязные слова, в неизмеримом горе, тем же тонким голосом, словно вскрикивая.
– Довольно, – говорит молодая женщина.
Она вырывает телефон из рук Николь. И разъединяет нас. Я остаюсь стоять на тротуаре. Тишина наваливается с непререкаемой жестокостью.
– Это была твоя жена? – спрашивает Шарль, как всегда опоздав на поезд. – Опять во что-то влип, да?
Он славный, Шарль. Я не обращаю на него внимания, не отвечаю на вопросы, а он по-прежнему терпеливо стоит рядом. Промариновался в парáх кирша. Волнуется за меня.
– Мне нужна машина, Шарль. Срочно, прямо сейчас.
Шарль присвистнул. Он прав, это будет не так-то просто. Я продолжаю:
– Слушай, мне долго все объяснять…
Он меня останавливает. Четкий, почти точный жест. Вот уж не думал, что он на такое еще способен.
– За меня будь спок!
Короткая пауза. Потом:
– Ладно, – говорит он.
Достает из кармана несколько скомканных банкнот и начинает расправлять их, чтобы пересчитать.
– Такси там, – говорит он, мотнув головой куда-то позади себя.
А мне и пересчитывать не надо, я знаю, сколько мне только что выдали в тюремной канцелярии. Я говорю:
– У меня двадцать евро.
– А у меня… – подсчитывает Шарль, шатаясь.
На это уходит чертова уйма времени.
– Тоже двадцать! – внезапно орет он. – Как у тебя!
Ему потребовалась минута, чтобы прийти в себя после столь потрясающего открытия.
– Полного бака мы на это не зальем, но как-нибудь обойдется.
48
Таксист гнал как мог. Меня трясет от возбуждения, адреналин несется по венам, как скаковой жеребец в галопе. Мне понадобилось меньше десяти минут, чтобы подвести домкрат под старенький «рено» Шарля, снять колодки и поставить его на колеса. Шарль мотается туда-сюда, все время где-то в хвосте. Для него все происходит чудовищно быстро. Так быстро, что, заправившись у торгового центра Леклерка на углу улицы, в 15:45 мы уже выезжаем из города через Порт-Майо. Пять минут спустя мы выбираемся на автостраду. У меня такое ощущение, что машина плохо держит дорогу. А мои раздавленные пальцы не облегчают задачи. Я сверяю свои часы с бортовыми.
– Эй, им можно верить, – говорит Шарль, сверяясь со своими вавилонскими наручными, – они за квартал и на минуту вперед не уходят.
Быстрый подсчет. Получается, у меня около двух часов. Я звоню в справочную, прошу нефтеперерабатывающий завод «Эксиаль» в Сарквиле. «Соединяю», – говорит мне парень. Я прошу Поля Кузена. На том конце провода девица, потом другая. Я опять прошу Поля Кузена.
Его нет.
Я торможу.
Шарль, сжимая ляжками бутылку кирша, оборачивается так быстро, как только может, и смотрит через заднее стекло, не въедет ли нам в зад какой-нибудь грузовик.
– Как это, его нет?
– Еще нет, – говорит девица.
– Но он сегодня будет?
Девица сверяется со своим еженедельником:
– Вообще-то, он здесь, но сегодня довольно тяжелый день…
Я разъединяюсь. Для меня он будет на месте. Совещание там или нет, встреча или нет, он будет на месте. Я отгоняю образ Николь, голос Николь, я не знаю, где она, но с ней ничего не случится до 18:30. А к этому часу я решу проблему.
Пошел в задницу, Фонтана.
Я стискиваю зубы. Если бы я мог, я б и руки сжал на руле так, что полетели бы и без того перебинтованные суставы.
Шарль разглядывает бегущую автостраду. Бутылку кирша он сунул под сиденье. Огромные хромированные патрубки, которые служат бамперами, на треть перекрывают горизонтально ветровое стекло и, соответственно, часть дороги. Не знаю, что скажет на это дорожная полиция, если нас остановят. У меня и прав-то с собой нет. Теоретически местожительство Шарля – это шестицилиндровый V6 турбо с объемом двигателя 2458 кубических сантиметров. Теоретически. В реальности оно не разгоняется больше чем на семьдесят километров в час и трясется, как «боинг» на последнем издыхании. И грохочет не меньше. Мы едва друг друга слышим. Я принимаю влево.
– Давай жми, не дрейфь! – подбадривает меня Шарль. – Она у меня не ленивая.
Не хочу его огорчать и говорить, что мы и так на пределе. Шарль будет разочарован. Отдаемся на волю грохочущего мотора. Машина провоняла киршем.
Через час после старта я стучу пальцем по индикатору горючего. Уровень опускается так стремительно, что я едва верю глазам.
