“Он заехал попрощаться”, — повторила про себя она.
Они сидели лицом к дороге, но дороги не было видно, она лишь угадывалась за кукурузным полем, на краю которого торчал почтовый ящик. Солнце снижалось над полем — тусклый и расплывчатый диск, с трудом пробивающийся сквозь марево. Они потягивали чай, сидя в тени, словно пожилая супружеская пара, за плечами которой не один десяток совместно прожитых лет.
Ей многое нужно было сказать Нэшу, но она не знала, как это сделать. В ее семье было не принято выражать свои чувства вслух. Сара хотела попросить прощения за то, что бросила его в тот день в мотеле. Объяснить, что сделала это ради его спасения. Она хотела сказать, что напрасно он оказался замешанным в ее путаную и безобразную жизнь и что она сожалеет.
Она хотела сказать, что ей его не хватало, а теперь будет не хватать еще больше.
Было и нечто большее, гораздо большее, но об этом она предпочитала умолчать, тем более что он собирался в Техас и приехал попрощаться.
— Хочешь пойти погулять? — спросила Сара. Он ведь привык к быстрому движению. Жизнь в деревне должна казаться ему невыносимо скучной.
— Отличная мысль.
Они встали, оставив пустые стаканы из-под чая на сиденье одного из стульев, и двинулись вперед по заросшей травой тропе, бегущей вдоль пастбища, которым все еще владел отец Сары. Слева от них бесконечными рядами простирались высокие стебли кукурузы. Сочные зеленые листья, сворачивающиеся от жары, источали во влажном, неподвижном воздухе одуряющий запах. Сара всегда любила этот запах, ей даже хотелось запереть его во флаконе, чтобы он никуда не исчезал.
Сара подыскивала в уме нужные слова, чтобы поблагодарить Нэша.
— По колено к Четвертому июля[30].
Интересно, что это ей в голову взбрело? Нэш замедлил шаг и удивленно покосился на нее.
— Что?
— Фермеры так говорят. К Четвертому июля кукуруза должна быть по колено.
Он бросил взгляд на высокие стебли.
— Неужели? А как же быть, если они уже к концу июня выше головы?
Сара улыбнулась, ее нервозность немного улеглась.
— Это хороший год.
Нэш перевел взгляд с кукурузы на соседнее поле.
— Пруд, — заметил он, увидев переливающуюся под солнцем воду. — Пойдем туда?
— Пастбище и пруд — это единственное, что осталось от нашей фермы. Единственное, что папа не продал. Он превратил их в некое подобие заповедника и не мог с ними расстаться.
Чтобы не топать полмили до ворот, они перебрались на дорогу через лаз в изгороди и бок о бок направились по высокой траве к пруду.
Вместо того чтобы косить траву у воды или пасти на ней скот, Франклин Харт оставил ее расти. Над водой возвышались навесы для уток, ближе к берегу — кормушки для дроздов. Посреди пруда отец Сары устроил насыпной искусственный островок — убежище для гусей, где они могли без опаски гнездиться и откладывать яйца.
Нэш заметил перевернутую лодку у края воды:
— Каноэ!
Сара подняла брови, удивляясь, как это старое каноэ могло до такой степени взволновать кого-то.
— Хочешь покататься? — спросила она, не сомневаясь, что он откажется.
Но не успела она договорить, как Нэш уже двинулся большими шагами к хрупкой лодочке, рассекая грудью высокую траву. Он перевернул каноэ, внутри которого были прикреплены весла, и начал толкать его к воде носом вперед.
Когда уже почти вся лодка была в воде, Сара сказала:
— Ты полезай первый, а я подтолкну. Нэш перелез через корму и, раскинув руки для равновесия, прошел на нос. Лодочка закачалась, задрожала, корма поднялась над землей. Нэш торопливо опустился на сиденье, чувствуя, что днище вот-вот ускользнет у него из-под ног, пока Сара забиралась в каноэ. Она схватила весло, оттолкнулась от берега, потом села, и легкое суденышко бесшумно заскользило по воде.
— Вот это да, — протянул Нэш, словно ошеломленный, переполненный впечатлениями ребенок, впервые попавший в Диснейленд. — Потрясающе!
“Да, это здорово”, — подумала она с улыбкой.
Через несколько минут Нэш взял второе весло и начал энергично грести. Каноэ волчком завертелось на месте. Сара засмеялась, бросила свое весло на дно лодки и ухватилась обеими руками за борта.
С решительным видом Нэш взмахнул веслом и глубоко погрузил его в воду. Каноэ остановилось, вода плеснула через борт. Он греб с таким усердием, словно откапывал заступом клад из земли. Лодка пулей полетела вперед; Нэш продолжал свои попытки. И опять каноэ закружилось на месте.
Сара громко засмеялась:
— Некоторые умеют грести одним веслом, но я этим искусством так и не овладела.
— Ясно.
Нэшу очень хотелось усовершенствовать свое искусство владения веслом. Он сделал очередной гребок и перенес весло на другой борт, обрызгав ее с головы до ног.
— Извини, — пробормотал Нэш и проделал с веслом то же самое справа.
Слева, справа, слева, справа. Теперь они двигались рывками.
— Ты вкладываешь слишком много усилий, — сказала ему Сара.
— Это потому что в первый раз.
Сара снова рассмеялась — уже в третий раз за последние несколько минут.
— Ты слишком сильно гребешь. Считается, что гребля на каноэ должна расслаблять, — объяснила она, крепко держась за борта.
Он немного ослабил мускульный напор, и легкая лодочка пошла ровнее.
— Ну вот, кажется, у меня получается. Они скользили по водной глади среди кувшинок. Почуяв их приближение за несколько метров, потревоженные лягушки прыгали с плавающих коряг в воду. Нэш был само усердие.
— Дело идет на лад.
Уголком глаза Сара уловила какое-то движение на дне каноэ. Промелькнуло что-то крошечное. Серое. Полевая мышь. Ну да, мыши любили вить себе гнезда под перевернутыми на берегу лодками — они служили отличной сухой крышей. Она забыла постучать по днищу перед тем, как перевернуть каноэ, чтобы прогнать мышей.
Мышка скрылась из глаз, но до Сары донесся скребущий звук маленьких лапок, царапающих металл.
— А это что еще такое? — спросил Нэш.
— Мышь.
— Что?!
Он перестал грести и ошеломленно уставился на нее, словно она только что сообщила ему, что они оказались в одной лодке с гремучей змеей.
— Мышка.
Крошечное серое существо, шарахаясь от борта к борту, прошмыгнуло по дну лодки и спряталось под скамейкой Нэша. Он вскрикнул и вскочил на ноги.
