Баррет сделал выпад левой и ударил противника в ребра.
Костолом только улыбнулся. Он высмотрел брешь в обороне Баррета и ударил его с такой силой, что тот, пролетев несколько футов в воздухе, плашмя упал на спину. Он чувствовал себя так, будто в ребра выстрелили пушечным ядром.
— Раз… — Судья открыл счет.
Баррет попытался встать, но подошедший отец снова пригнул его к полу.
— Два…
— Что ты делаешь? Хочешь себя убить?
— Я не нуждаюсь в твоих лекциях, — прерывающимся голосом сказал Баррет.
— Черт побери, тебе не лекции нужны, а доктор!
— Три… — Судья остановил бой.
Вместе со взрывом аплодисментов последовала передача денег из рук в руки.
— Я чувствую себя превосходно. — Баррет оттолкнул отца и, ухватившись за канаты, поднялся. Он заметил, как сморщился герцог Кенсингтон, увидев его шрамы, и повернулся, чтобы скрыть их от отцовских глаз.
КЛ выглядел едва ли не таким же измотанным. Он неуклюже протопал к Баррету и сказал:
— Хороший был бой. Честь вам и хвала. Помокните хорошенько в горячей воде — и почувствуете себя заново родившимся.
— Мне нужно с тобой поговорить. — Лорд Кенсингтон картинным жестом подал сыну пиджак и рубашку.
Баррет в недоумении поднял брови. За всю свою сознательную жизнь он не мог припомнить, чтобы отец когда-нибудь соизволил уделить ему внимание. Никогда. Они с трудом могли находиться в одной комнате. Что же с ним случилось?
— Если это еще одна лекция, то, право же, у меня нет настроения ее слушать. — Баррет застегнул рубашку и влез в пиджак.
Герцог Кенсингтон протянул сыну трость.
— Можешь немного пройтись со мной?
Слова прозвучали не как приказ, а как просьба. В лице отца было что-то молящее — выражение, прежде ему несвойственное и заставившее Баррета пробормотать:
— Хорошо.
Он последовал за герцогом на улицу. Солнце, светившее с утра, скрылось за густыми белыми облаками. В лицо дул холодный встречный ветер. Несмотря на погоду, по Бонд-стрит сплошной толпой двигались пешеходы. На окнах покачивались зеленые венки с бантами, позвякивали украшенные гирляндами двери магазинов. Рождество витало в воздухе. Лица покупателей сияли улыбками. Баррет чувствовал потребность купить Меган дорогой рождественский подарок — даже если она не хочет. Может, хоть этим он немного смягчит свою вину перед ней. Голос герцога Кенсингтона вторгся в его мысли:
— Как ты живешь, Баррет? Как себя чувствует Меган?
Уотертон иронически оглядел отца.
— Не ради же этого вы приехали повидаться со мной? Какова истинная причина? И почему вы вернулись в Англию после стольких лет? — Он крепко держался за набалдашник трости, продолжая смотреть на дверь «Джексона».
Лорд Кенсингтон помолчал с минуту, задумчиво посмотрел на сына и сказал наконец:
— Признаюсь, поначалу я хотел расстроить ваш брак. Но после знакомства с Меган я понял, что эта девушка может изменить тебя. Она может преподать тебе бесценный урок, как любить и заботиться о другом человеке.
— Ты считаешь, что я не способен никого любить? — Баррет начинал защищаться. — Я думаю иначе. У меня был хороший учитель. — Он бросил быстрый взгляд на отца.
Питер вцепился в свою трость, пытаясь сдержать негодование. Через секунду суровость сошла с его лица, обнажив скрывающиеся под ней чувства.
— Да, я был не лучшим отцом для тебя. Но согласись, ты сделал все что мог, чтобы наказать меня за это.
— Я этого не отрицаю.
— Мне следовало проявить больше терпимости и не отправлять тебя в пансион. Но чтобы сохранить мир в доме, мне пришлось выбирать между тобой и Ведеттой. Я до смерти не любил принимать решения. Я любил вас обоих, но…
— Ты выбрал ее. — В словах Баррета прозвучала большая доля сожаления.
У Питера слегка дрожали губы, когда он продолжил:
— Сейчас я скажу тебе то, чего никогда не говорил. Мы жили с твоей матерью без любви. Я не был счастлив в первом браке и не собирался жениться вторично. Но я встретил Ведетту. К сожалению, она не смогла совладать с тобой или с твоей обидой на то, что другая женщина заняла место матери. Тогда она сказала мне, что я должен сделать выбор. Если ты видишь мою ошибку в том, что я предпочел любовь, я не могу тебя винить. Я знаю, это было эгоистично с моей стороны. Да, я не имею права пытаться стать тебе отцом теперь, когда Ведетты больше нет…
— Вы правы. — В голосе Баррета сквозила горечь.
Питер понурил плечи, помолчал немного и кротко сказал:
— Ну что ж, вероятно, если ты будешь заботиться о Меган, это поможет тебе почувствовать, что значит кого-то любить. Тогда ты поймешь, почему я был вынужден воспитывать тебя таким образом. Надеюсь, ты сможешь меня простить.
Взгляд герцога на секунду впился в сына. Потом он повернулся и пошел к экипажу.
Баррет наблюдал, как он, с негнущимися спиной и плечами, шагает, помахивая своей тростью, надменный и уверенный. В детстве вид отца всегда внушал ему благоговейный трепет и определенный страх — страх наказания за свои бесовские проказы. Но сейчас, будучи взрослым человеком, он смотрел на удаляющегося отца и ощущал лишь жалость и боль утраты. Баррет не хотел, чтобы между ними по-прежнему оставалась пропасть, однако чувствовал, что пока не готов к переменам.
Баррет только собрался перейти на другую сторону, как к нему подъехал Джеймс.
— Черт побери, какое ты имел право трогать моих агентов? — сказал он сердито. — Ты вывел людей из строя!
— Я не думал, что ты станешь придавать этому такое значение. — Баррет склонил голову набок и поднял бровь.
— Это же моя работа!
— Возможно. Но у тебя происходит утечка информации, а я не мог подвергать опасности жизнь Фенвика.
— С этими людьми я проработал много лет. Я головой ручаюсь за каждого из них. Они не имеют отношения к утечке.
— Я не мог рисковать.
Джеймс остановил взгляд на подбитой щеке своего кузена, и гнев сошел с его лица.
— Ты еще не разговаривал с Меган?
— Нет.
— Тогда лучше сделать это в ближайшее время. Дело почти закончено.
— Закончено?
— Да. Я наконец установил личность их предводителя.
Глава 28
— Как ты это выяснил? — спросил Баррет.
— Мне повезло. Мы обследовали жилища Коуберна и Филдса. В камине у Коуберна обнаружили обгоревший лист. Я предположил, что это послание их главаря. Тогда, по протоколу, они должны были его сжечь. Клочка оказалось достаточно, чтобы установить имя производителя бумаги. Таким образом, мы вышли на печатный двор Уинслоу.