Слова о том, что они услышат «всю правду» от Сасимы, тоже звучали странно. С какой стати заведующий мясным отделом должен быть замешан в злоупотреблениях в отделе одежды?..
А если так, значит, «вся правда» подразумевала ещё что-то, кроме махинаций с одеждой. Вероятно, секрет, который Манабэ хочет сохранить ценой собственной жизни, имеет отношение к его чести и доброму имени. Например, какие-нибудь предосудительные связи? Женщина?..
Манабэ выбирает смерть, боясь, что этот секрет откроется. Самое простое — спасти его, исходя из презумпции, что одна человеческая жизнь перевесит весь земной шар. Но такую мораль навязывать нельзя. Можно ведь считать, что свобода воли для человека важнее жизни.
Кодзима придерживался такого мнения.
Во-вторых, ещё одна причина — практическая польза и выгода для фирмы «Исиэй-стор». Сейчас, когда обнаружилось, что злоупотребления в фирме — очевидный факт, вовлекать в дело полицию было бы опрометчиво. Если выплывет на свет божий, что в махинациях замешано много сотрудников и бюджету нанесён серьёзный ущерб, это может резко подорвать доверие к фирме.
Такое соображение высказал Итимура, а Кодзима в ответ согласно кивнул.
Разумеется, прежде чем прийти к общему знаменателю, они долго судили и рядили. За разговорами время бежало быстро.
Если позвонить в полицию, возможно, они смогут опознать машину Манабэ на контрольном пункте скоростной дороги при оплате проезда. При обсуждении ситуации с Итимурой в голове у Кодзимы уже несколько раз мелькала такая мысль. Правда, в конце концов они решили не звонить в полицию, но, если бы даже решение оказалось другим, всё равно время было потеряно…
2
Машина Манабэ неслась по дороге вдоль моря на скорости около ста километров. Дорога повторяла извилистую линию берега, но машин в этот час на ней почти не было, а в своём водительском искусстве Манабэ не сомневался. У него были отличная реакция и многолетний опыт вождения. Рядом с ним сидел Сугаи. До недавнего времени он посматривал на мелькавшие за окном городские огни и тёмную равнину моря, а сейчас сидел с закрытыми глазами, слегка откинув спинку сиденья назад. Может быть, его сморила усталость, навалившаяся после часов, проведённых вместе с Манабэ, и подарила наконец желанный сон.
Манабэ, напротив, был полон холодной решимости. В его взоре, устремлённом вдаль, на дорогу, не осталось ни малейшего сомнения. Он испытывал удовлетворение оттого, что сделал всё, что ему надлежало сделать. Как ни крути, сколько тут ни думай, другого пути не было.
Конечно, если бы они с Сугаи не встретились, а встретившись, не полюбили друг друга, наверное, жизнь у Манабэ сложилась бы по-другому. Если подумать о возможностях, которые перед ним открывались, — и чего только он не мог бы достигнуть! Но что теперь думать о той, другой, жизни, которую он мог прожить?.. Вся его прошлая жизнь завершилась на встрече с Сугаи. Дальше уже не оставалось ничего, как только следовать по этому пути.
Ведь они любили друг друга!
До той ночи он и предположить не мог ничего подобного. Он, как и все, женился, завёл двоих детей — словом, был самым обычным мужчиной. Он и сам в это верил.
Но в ту ночь…
Всё началось полгода назад, в начале марта, в Сан-Франциско.
То была их первая ночь пребывания в Америке, куда Манабэ и Сугаи послали на стажировку в качестве поощрения за успехи на работе.
То, что случилось тогда, ошеломило Манабэ, и вспоминать подробности было приятно, но вот удивительно — он почти ничего не помнил. Нежданное счастье переполняло его, и дни блаженства текли незаметно, а когда он очнулся, то понял, что уже не может жить без Сугаи. Попросту говоря, Манабэ поддался чарам Сугаи, дал пробудить в себе дремавшее где-то в недрах его естества желание, а потом его увлекло в этот запретный мир, откуда уже не было возврата. С той ночи они начали называть друг друга «Ман» и «Гаи». Ласковые прозвища — производные от их фамилий — стали для них символом тайного мира, который ведом был только им двоим.
Манабэ стал вспоминать всё произошедшее за эти полгода. После возвращения в Японию выяснилось, что не просто находить места для любовных свиданий. Чтобы не связываться с сомнительными лав-отелями для гомосексуалов, они превратили в ночное любовное гнёздышко комнату отдыха сотрудников у себя на работе, в Центральном.
Там же, в комнате отдыха, Сугаи и ошарашил Манабэ рассказом о махинациях, которыми заправляет начальник сектора одежды Кисихара.
— Гаи, ты что, тоже с ними заодно? — с подозрением воззрился на него Манабэ.
— Да что ты! — улыбнулся в ответ Сугаи.
— А что ж ты тогда до сих пор молчал?
— А если бы я и сказал… — замялся Сугаи, и на лице его отразилось смущение. — Ты, Ман, ничего не понимаешь. Если уж мужчина знает о себе, что он гей, то ему ничего не остаётся, как отказаться от обыденных правил морали, принятых в обществе. Ман, это чудесный потайной мир, существующий наяву, но глупцы вокруг нас не хотят его признавать. Те, кто принадлежит к этому миру, умеют чувствовать глубже, чем другие, их сердца чисты и возвышенны, но, к несчастью, они вынуждены всю жизнь это скрывать. Мы ведь понимаем, что, если люди узнают, всему конец. Вот почему те, кто принадлежит к этому потайному миру, вне всего общественного устройства. То есть я считаю, что система — это неплохо. Но при этом знаю, что логика и принципы справедливости, но которым живёт общество, когда-нибудь обязательно обратятся против меня и меня травмируют.
— Но послушай, Гаи, нельзя же, исходя из этого, закрывать глаза на махинации, которые выкачивают деньги из бюджета фирмы.
— Если ты так считаешь, Ман, что ж, можешь всех заложить, — сказал Сугаи упавшим голосом, с какой-то отчаянной решимостью.
Манабэ колебался. Он прекрасно понимал, в чём заключается суть злоупотреблений. Махинаторы связаны с оптовой базой одежды и торгуют, прикрываясь вывеской фирмы, а на самом деле — в частном порядке. Кроме того, регистрируют товары, не поступавшие в магазин, как поступившие и представляют квитанции на оплату в бухгалтерию. Или же «теряют» накладные на поступившие товары и подводят их под двойную оплату.
О том, что Сугаи тоже причастен к махинациям, Манабэ догадался только тогда, когда обратил внимание, что накладные на одежду теряются слишком часто.
Он решил, что допускать такого нельзя. Надо сообщить управляющему Итимуре, и пусть все виновные будут наказаны.
После долгих колебаний однажды ночью Манабэ сказал о своём намерении Сугаи. То, что он услышал от Сугаи в ответ, больно ранило его сердце. Ему было страшно обидно, что Сугаи не понял, каких мучений ему стоили все эти колебания и метания — всё, что он перенёс в одиночестве. Между ними тогда вышла серьёзная размолвка, что бывало крайне редко. Не иначе, чёрт попутал.
Сугаи, который обычно уходил от споров, в этот раз упёрся и стоял на своём. Но и Манабэ ни за что не желал уступать, отстаивая своё решение. Ночью, в тишине пустого магазина, они кричали друг на друга в комнате отдыха.
