— Дункан, о чем ты? Она приходила к тебе лично?
— Сначала передала записку, попросила встретиться наедине. Я не ответил. Тогда она неожиданно заявилась ко мне домой. Рано утром в субботу, мы потом еще ездили в загородный клуб. Столик на террасе. Белые зонты.
— Я помню.
— До этого ты звонила мне, предлагала выложить судье, что мы знаем о Троттере. В тот момент Элиза была у меня.
Она представила, как Дункан говорил с ней о деле, а та, кого они в первую очередь подозревали, стояла рядом и все слышала. Элиза Лэрд была в двух шагах от Дункана. Больше всего на свете Диди ненавидела, когда из нее намеренно делают дурочку.
— Почему ты не сказал мне?
— Сейчас говорю, — отрезал он.
— Ты спровадил ее из дома до моего приезда, а потом, в клубе, разыграл для меня и судьи, будто… будто…
— Будто мы с ней утром не виделись.
Диди усилием воли подавила закипающий гнев. Если они поссорятся, она никогда в жизни не услышит продолжения, а этого она допустить не могла. Главное, Дункану необходимо высказаться. Если он будет и дальше держать в себе эти воспоминания, они сожрут его и он пропадет.
— Что произошло, когда она пришла к тебе?
— Какая теперь разница?
— Если никакой, расскажи.
— Мы считали ее главным подозреваемым.
— И правильно делали.
— У нее была своя версия.
— Еще бы. Ты ей поверил?
Постепенно враждебность Дункана смягчалась. Диди заметила, как расслабились его плечи.
— Ни единому слову.
Она помолчала, размышляя над тем, стоит ли заказать еще колы. Решила не заказывать, чтобы не сбивать Дункана.
— Ты сказал, она дважды просила тебя о помощи.
— Во второй раз она позвонила мне на мобильный, оставила сообщение, в котором назвала время и место.
— Предполагая, что ты поедешь.
— Ей ни черта не надо было предполагать. Я знал, что не должен держать это в секрете. Я знал, что не должен идти туда один. Но я все равно пошел. О, я придумал себе оправдание. Убедил себя, что телефонный звонок был от Савича, что он хочет поймать меня. Но в глубине души я понимал, что увижу там Элизу Лэрд.
— Где вы встретились? Он горько рассмеялся.
— Диди, это было совершенно неважно. Где угодно, я бы все равно туда пошел. Ничто не могло остановить меня, так я хотел ее видеть. Видишь ли, я отлично понимал, что она предложит мне нечто взамен. Я надеялся на это.
— Почему?
— Я знал, что именно она предложит. — Он повернулся и посмотрел на Диди; взгляд его ясно разъяснял смысл слов.
Она сглотнула.
— Понятно.
— Она знала, что я хочу, вот и предложила.
— И ты принял?
— Да. — Он закрыл глаза и отрывисто повторил: — Да. У Диди мелькнула мысль о том, какая же это должна быть сила, чтобы так подчинить себе человека; как, наверное, опьяняет обладание властью, которая может заставить другого пожертвовать честью и любимой работой ради нескольких минут сексуальных утех.
Он залпом проглотил содержимое стакана.
— После того, как мы… Короче, я расторгнул сделку. И ушел, оставив ее в слезах, когда она молила меня помочь.
— Помочь в чем?
— Выбраться из всего. Сейчас неважно, в чем именно было дело. Через несколько часов после того, как я ее обманул, Наполи застрелили, а мы принялись искать ее труп. — Он снова взлохматил волосы и стиснул голову руками. — Господи, помоги.
Теперь она поняла, почему он в таком отчаянии. Он поставил под удар их расследование, нарушил личные нормы морали и этики и никогда не простит себе подобную слабость.
Много лет назад, когда она только начинала работать, двоих офицеров полиции Саванны обвинили в интимной связи с женщиной-подозреваемой. Они утверждали, что женщина сама предложила им заняться сексом и все произошло по обоюдному согласию. Так и было. Но Дункан, Диди это помнила, был возмущен отказом офицеров признать свою вину. По его мнению, у них был выбор. Мало того, они обязаны поступать по закону, независимо от того, насколько силен соблазн. А теперь он сам совершил точно такой же проступок, и, конечно, для себя никаких оправданий у него не было.
И все же, несмотря на это, Диди по-прежнему гордилась Дунканом. При виде того, как он винит себя, ее сердце наполнилось состраданием, а не презрением. Его она приберегла для Элизы Лэрд, этого исчадия ада. И черта с два Диди позволит призраку этой соблазнительницы свести Дункана с ума.
— Ты оступился, — мягко сказала она. — Но ведь признал это. Забудь. Все закончилось.
— Только не для меня. Мне до самой смерти не забыть, как она смотрела на меня, когда я…
— Дункан, она манипулировала тобой! — воскликнула Диди так громко, что бармен обернулся и посмотрел на них. — Она знала, что нравится тебе, и пользовалась этим. Что может быть надежнее, чем избежать тюрьмы, соблазнив полицейского, который хочет предъявить обвинение в убийстве?
— Диди, я знаю. Господи, неужели ты думаешь, что все это не приходило мне в голову? Но это не снимает с меня ни капли вины. Трое мертвы, это даже не считая Троттера, с которого все началось. Наполи, Горди Балью и Элиза. Если бы я поступил так, как нужно, никто бы из них не умер.
— Ты не можешь знать это наверняка. И никто не может. Так или иначе, конец был бы трагический. — Она наклонилась к нему так, что он вынужден был посмотреть ей в глаза. — Она могла соблазнить любого. Ты сам это сказал, когда мы начали расследование. И хотя ты желал ее тело, это не мешало тебе оставаться объективным насчет ее характера. Я в этом убеждена. Ты верил ей ничуть не больше меня. Она врала не переставая, врала всем и каждому; может быть, той ночью на мосту ее убила ее же ложь. Честно говоря, я ничуть не жалею о ней и Наполи. Я рада, что она Умерла прежде, чем успела разрушить твою карьеру. Прежде, чем разрушила тебя.
Она редко прикасалась к Дункану — не хотела рисковать их профессиональными отношениями. Но теперь она положила ладонь на его руку и многозначительно пожала.
— Дункан, забудь об этом. Прости себе то, что с ней не мог забыть о своей мужской природе, о том, что ты человек Постарайся сознательно изгнать ее из памяти. Переключись. Завтра мы снова попытаемся взять Савича за задницу. — Она отодвинула стакан подальше от него. — А для этого тебе нужно быть трезвым, как стеклышко.
Дункан позволил увести себя из бара прямо под проливной дождь. Пока они добрались до машины Диди, он вымок насквозь. Ну и пусть.
— А моя машина? — спросил он, когда она усадила его к себе на пассажирское сиденье.
— Я заеду за тобой утром и отвезу сюда.
Он не стал спорить. Завтра его совершенно не интересовало.
