Алекс прижал ее к стене, жарко и настойчиво, в то время как ее руки, блуждая по его телу, раздевали его.
Потом ее руки скользнули вниз и сжали его возбужденную плоть с уверенностью, присущей опытной женщине.
Алекс почувствовал слабость в коленях.
Чего еще ему было желать? Одурманивающий вкус ее губ, ее руки, жаждущие познать его тело, которое он с радостью готов был отдать ей.
Но этого ему было мало.
– Франческа... – прошептали его губы у ее губ. – Тебе больше не будет больно.
– О... – выдохнула она. Так вот в чем секрет. Значит, когда преграда преодолена, женщина может любить так же свободно, как и мужчина.
Как Сара Тэва.
Она осознала свою власть над ним, потому что он хотел ее всю, жаждал проникнуть в гнездышко меж ее ног.
– Да, – прошептала она. – Да... – Она хотела испытать все.
Алекс задрал рубашку и ощутил ее тело. Теплое, шелковистое, полное желания.
– Ты, – прошептал он, прежде чем снова накрыть ее губы поцелуем. – Ты...
Да, он хотел, чтобы выбор был за ней, но не знал, сможет ли сдержаться. Ее руки творили чудеса, лаская его самым невинным и в то же время самым чувственным образом, а он ведь не каменный, хотя чувствовал себя сейчас несокрушимым, неутомимым, полным мужской силы.
Он не заметил, как вошел в нее. Это произошло помимо их сознания. Потому что оба стремились к этому.
Франческа застонала, когда он проник в ее лоно, это было ни с чем не сравнимое ощущение. Настолько сильное, что ей показалось, будто она сейчас потеряет сознание.
Алекс успокаивал ее поцелуями, осторожно двигаясь в ней, чтобы она ощутила это скольжение, влагу, жар, все нарастающее, раскручивающее, словно пружина, возбуждение. Он увлекал ее за собой все дальше и дальше, к той черте, которую она еще не переступала.
Да, она еще не познала главного, она, которая своим девственным телом, доводила мужчин до безумия. Да, вот это... это его неудержимое стремление излить в нее свое желание.
И она хотела переступить эту черту вместе с ним...
Она ощутила свою силу, свою власть, свою женственность, раскрывшись перед ним. И первую яркую вспышку наслаждения, которое изменило ее и навсегда покорило.
Она погрузилась в водоворот еще неведомых ей ощущений, совершенно невероятных. Они струились по телу, горячей волной устремляясь к пульсирующей плоти у нее между ног.
Алекс неудержимо увлекал ее за собой, к неведомой вершине, поцелуями, ласками, жаркими словами, возбужденной до предела плотью.
И потом, и потом...
Она словно взорвалась, ее тело конвульсивно вздрогнуло, подавшись вперед, навстречу его плоти, пока и он не достиг вершины... высвобождения...
Наступила кульминация!
Они не могли пошевелиться, не могли произнести ни слова. Не могли, не могли...
Теперь она стала женщиной, познала все тайны, и, пожалуй, это самое главное, что она вынесет из этой истории.
Алекс осторожно отстранился от нее; жар их тел был все еще осязаем, когда он усадил ее к себе на колени.
Для него это был определяющий момент; он излился в нее, и теперь она принадлежала ему – навсегда.
Прижимая ее к груди, Алекс надеялся, что они вместе преодолеют весь этот ужас, разгадают все загадки, покончат со злом.
Тишина обволакивала их, и Франческа старалась не думать о том, что будет дальше. Именно это не давало ей спать. И она пришла к Алексу.
Любое произнесенное сейчас слово может нарушить возникшую между ними связь, и реальность обрушится на них с новой силой.
Но если она этого не сделает, чудовище будет жить.
Это невероятно трудное решение должна принять она.
Франческа выскользнула из кольца его надежных рук.
– Я думаю, он здесь, – сказала Франческа. – Он мне сказал, что соблазнил Филиппу. И теперь, когда он не может получить других, он вернется, чтобы проверить, забеременела ли она.
Дитя семени. Она вздрогнула при мысли о невинном ребенке, точной копии Кольма во всех отношениях.
– Иисусе!
Ей ненавистна была эта мысль, но она должна была облечь ее в слова:
– Филиппа является ключом.
Филиппа чувствовала себя несчастной этим утром; ее мутило, и в голову лезли разные недобрые мысли. Так что меньше всего ей хотелось видеть Аластэра, появившегося у дверей.
– Новости разлетаются мгновенно, моя дорогая, – воскликнул он. – Я только что узнал, что приехал Алекс и с ним наша красавица.
– Разве? А я и не заметила. – У этой твари плоский живот, и она не выглядит, словно призрак. Ее не рвет по утрам после завтрака.
– Полно, Филиппа. Твоя апатия вредна для ребенка.
– Не желаю слышать об этом! – Филиппа отвернулась. – О Боже, я хочу умереть.
– Никогда так не говори! – Аластэр схватил ее за руку. – Это глупо, Филиппа, и нехорошо по отношению к ребенку. Послушай, что ты делаешь сегодня? Насколько я понимаю, Маркус, как всегда, занят. Так что он не будет возражать, если я вывезу тебя на прогулку и немного развлеку.
– Я не против. – Это лучше, чем ничего. По крайней мере, Аластэр забавен и знает о ребенке, так что ей ничего не нужно скрывать.
– Я приготовил тебе сюрприз, – сказал он, усадив ее в карету.
– Сюрприз – это мило, – сказала она бесстрастным тоном.
– Моя дорогая. Мы едем ко мне. – Он говорил без умолку.
Филиппе понравилось, что слуги бросились к карете с таким же рвением, как и в Миэршеме. Слава Богу, что они живут в Миэршеме, а не в домике викария.
– Сейчас будем пить чай. Ты зайди в последнюю комнату слева по коридору. Я через минуту приду.
Филиппа побрела по коридору, рассматривая семейные портреты. Дом Аластэра оказался поскромнее Миэршем-Клоуз, более уютным, более удобным.
Толкнув дверь, она увидела у окна мужчину. На лицо его падала тень.
Но она сразу узнала его. Эти плечи, это тело, эту позу.
– О Боже... о! – Она была близка к обмороку, но он мгновенно бросился к ней, обхватил своими сильными руками и повел к креслу.
– Моя дорогая, моя милая, – бормотал он, целуя ее руки.
– О, я не могу поверить, не могу. Я так хотела тебя, что чуть не умерла.
– Но теперь я здесь. – Он зарылся лицом в ее колени, и она погладила его волосы.
– И ты снова будешь со мной?
– Столько, сколько захочешь.
Будь благословен Аластэр – откуда он узнал? Впрочем, это не важно. Аполлон вернулся к ней, и только это имело значение.