Не выпуская ее пальцев, я встала, попробовала поднять на ноги и ее.
— Не могу, — сказала она.
— Можешь, черт побери! — ввернула Мерседес.
— Не могу.
— Так надо! — сказала Мерседес.
Вдвоем мы поставили Лили на ноги. Господи, сущее перышко — но непокорное, непослушное.
— Иди.
— Не хочу.
— Иди!
— Не могу.
Мы подтолкнули Лили вперед. Ноги ее шаркнули по полу, будто она пыталась прокатиться.
В следующий миг она опять застыла на месте. Увидела отражение в большом зеркале и скосила глаза, пытаясь рассмотреть себя.
— Кто… это?
— Ты, — сказала Мерседес.
Имельда открыла дверь, выглянула в коридор и сообщила:
— Пустой, никого нет.
— Отлично, — сказала Мерседес. — Иди.
— До свидания, — попрощалась Имельда.
— До свидания.
Она скользнула в коридор и исчезла.
Лили тем временем все так же стояла между нами на ватных ногах. Если б мы не держали ее за талию, она бы рухнула. Теперь она оглянулась, обвела взглядом комнату, задернутые гардины, темные углы, неприбранную кровать.
— Тарарам!
— Да, — кивнула я. — Потому мы и уходим отсюда.
Она повернула голову, посмотрела на меня.
— Ты Ва…
— Верно. А это…
— Мег.
Я закрыла рот, крепко сжала губы.
Мерседес не проронила ни звука. Мне кажется, мы обе подумали об одном. Сказав «Мег», Лили дополнила наш детский квартет.
Мы повели Лили к двери.
— Пожалуйста, — сказала она, полуобернувшись. — Вещи. Комод.
— Ей нужны какие-то вещи, — повторила я.
— Ладно, — согласилась Мерседес. — Но, ради Бога, поторопись.
Я кинулась к комоду и, к счастью, уже во втором ящике нашла одну из Лилиных пляжных сумок. Туда-то и побросала флаконы с духами, пудреницы, часы, браслеты, шарфы и блузки — всё, больше ничего нет.
Пока я копалась в комоде, Лили обратилась к Мерседес, опять же на своем пиджине:
— Ты… в… беда…
— Что она сказала? — спросила я.
— Сказала, что я — беда. Но это не новость.
— Нет, она сказала: в… беда.
— Да. В… беда, — повторила Лили.
— А-а, ну да. Но и это не новость. Пошли.
— Нет, — сказала Лили. — Без сетник не иду.
— Сетник? — переспросила я.
— Подушка. Сетник.
Я вернулась к кровати, сунула руку под подушку. Там действительно был сетник. Маленький кассетник — плеер «Сони». Я положила его в карман.
Лили улыбнулась.
— Музыка. Моя.
161. В коридоре было пусто.
— Может, на лифте спустимся? — предложила Мерседес.
— Нет, — отрезала я. — Там нас наверняка заловит кто-нибудь из них. Я больше чем уверена. Клянусь.
Минут за пять мы одолели коридор — буквально волокли Лили, как этакую жертву паралича. А когда повернули к лестнице, Лили вдруг взмолилась:
— Стоять. Пожалуйста, стоять.
Но мы не остановились, из опасения, что она заснет.
Наша троица умудрилась кое-как добраться до площадки, но едва мы собрались продолжить спуск, как увидели поднимающегося по ступенькам мистера Каррена, чернокожего агента.
Я не сомневалась, что он намерен нас остановить, однако он только спросил:
— Нужна помощь, дамы?
— Нет, — поспешно сказала я, не давая Мерседес развить эту тему. — Спасибо, мистер Каррен. Очень любезно с вашей стороны, но у нас правда все в полном порядке.
— Что ж, как хотите, — отозвался он, но не ушел, а с улыбкой продолжил расспросы, будто вздумал держать нас тут весь вечер. — Как вам понравился прием? Президента видели?
— Да, конечно, — сказали мы.
Лили принялась рыться в сумке, и я занервничала: вдруг она откопает какое-нибудь свидетельство своего заточения и уронит ему под ноги. Или того хуже, поднимет глаза и узнает в нем одного из своих тюремщиков. Хотя маловероятно, чтобы Каррен вправду был ее тюремщиком. Он если и узнал ее, то лишь как женщину в белом, которая стояла вместе с нами на гриновской лужайке. Вдобавок глаза у него не как у тюремщика. Может, как у киллера, но не как у тюремщика.
В конце концов Каррен удалился, и, меж тем как мы осторожненько спускались в холл, мне почему-то стало его чуть ли не жалко. Как-никак он стоял рядом с пленницей своего босса и дал ей уйти.
Да, я едва не жалела его — пока не вспомнила, чем он зарабатывает на жизнь, и тотчас же не позабыла о всякой жалости.
162. Мы находились теперь на автостоянке.
Солнце садилось, лучи его слепили глаза. Пришлось отвернуться.
Какой ужас — прямо к нам направлялся доктор Чилкотт, по-прежнему об руку с миссис Маддокс. Вид у обоих был до крайности хмурый. Я не сомневалась, что они нас заметили, пока не сообразила, что солнце бьет им в глаза и слепит их точно так же, как слепило нас.
— Живо! — скомандовала я. — Зонтик!
Зонтик болтался у Мерседес на свободной руке.
— Подними повыше и открой!
Но зонтик не слушался.
Я выхватила его у нее, отпустив Лили, которая немедля повисла на Мерседес, и обе, потеряв равновесие, едва не упали.
Зонтик повел себя как парашют, открывающийся в последнюю минуту, и я тотчас выставила его, словно щит, заслонила наши лица за секунду до того, как мы разминулись с доктором и его дамой, — три пары анонимных ног.
163. Когда мы вышли на дорогу позади гостиницы, Мерседес сказала:
— Три дамы на воскресной прогулке. Какая прелесть.
Двигались мы, увы, с черепашьей скоростью, и немного погодя Мерседес заметила:
— Только бы Доналд Молтби не вздумал заехать ко мне. Вот чего я боюсь.
— Я думала, ты его не боишься.
— Не боялась. Но когда укрываешь беглянку, ситуация меняется. Разве нет?
— Не знаю, — ответила я. — Как ни странно, я боюсь все меньше. Лили-то мы оттуда вытащили.
В эту самую минуту донесся рокот мотора — в нашу сторону ехал какой-то автомобиль.
А поскольку приближался он со стороны гриновского коттеджа, мы приготовились к худшему.
— Пожалуй, отныне буду носить с собой револьвер, — сказала Мерседес, пока мы, оцепенев, стояли посреди дороги. Автомобиль наконец появился в поле зрения, и тут она вдруг расхохоталась. — Все в порядке! Это просто Имельда на «даймлере»!
