— Я часто видела это кольцо на руке Дианы Блайт, — презрительно сказала Пегги Мак-Алистер.
— А я не верю ни единому слову из того, что ты сказала об Инглсайде, — заявила Лора Карр.
Прежде чем Дилайла успела ответить, Диана, вновь обретшая способность двигаться и говорить, метнулась в классную комнату.
— Иуда! — сказала она. Впоследствии она с раскаянием думала о том, что было недостойно настоящей леди употребить такое выражение. Но она была уязвлена до глубины души, а когда вы так взволнованы, невозможно тщательно подбирать слова.
— Я не Иуда! — пробормотала Дилайла, вспыхнув ярким румянцем стыда, возможно впервые в жизни.
— Иуда! В тебе нет ни капли искренности! И не смей говорить со мной до конца твоих дней!
Диана выскочила из школы и побежала домой. Она не могла сидеть на уроках в тот день, она просто не могла! Инглсайдской парадной дверью грохнули так, как еще никогда не грохали прежде.
— Дорогая, что случилось? — спросила Аня, чье кухонное совещание с Сюзан было прервано плачущей дочерью, которая стремительно бросилась к ней и припала к материнскому плечу.
Вся история была рассказана с рыданиями и довольно несвязно.
— Я была оскорблена во всех моих лучших чувствах, мама. И я никогда больше не поверю ни в чью искренность!
— Моя дорогая, не все твои друзья будут такими. Полина не была такой.
— Это произошло дважды, — с горечью сказала Диана, все еще страдая от ощущения измены и потери. — В третий раз этого не будет.
— Мне жаль, что Ди потеряла веру в человечество, — сказала Аня довольно печально, когда Ди ушла наверх. — Это настоящая трагедия для нее. Ей действительно не повезло с некоторыми из ее подруг. Сначала Дженни Пенни, а теперь Дилайла Грин. Беда в том, что Ди всегда привлекают девочки, которые умеют рассказывать интересные истории. А поза мученицы, которую приняла Дилайла, была пленительна.
— Если вы спросите мое мнение, миссис докторша, дорогая, то это чадо Гринов — искуснейшая притворщица, — сказала Сюзан с тем большим ожесточением, что сама была так искусно введена в заблуждение глазами и манерами Дилайлы. — Надо же до такого додуматься! Назвать нашего кота шелудивым! Я не любительница кошек, но Заморышу семь лет, и к нему следует относиться по меньшей мере с уважением. Что же до моего котелка для картошки…
Но у Сюзан, право же, не было слов, чтобы выразить свои чувства касательно котелка.
А тем временем Ди в своей комнате думала о том, что, быть может, еще не слишком поздно попытаться стать лучшей подругой Лоры Карр. Лора, пусть даже и не очень интересная, была все же искренней. Ди вздохнула. Какое-то очарование ушло из жизни вместе с верой в горькую участь Дилайлы.
39
Резкий восточный ветер ворчал вокруг Инглсайда, как сварливая старуха. Это был один из тех холодных, промозглых дней конца августа, в которые становится как-то не по себе, один из тех дней, когда все идет кувырком. В давние авонлейские годы Аня назвала бы его Судным днем. Новый щенок, которого Гилберт принес домой для мальчиков, сгрыз эмаль с ножки обеденного стола. Сюзан обнаружила, что моль пирует в шкафу с шерстяными одеялами. Новый котенок Нэн испортил лучший из папоротников. Джем и Берти Шекспир всю вторую половину дня производили ужаснейший грохот на чердаке, колотя по жестяным ведрам вместо барабанов. Сама Аня разбила расписной стеклянный абажур. Но почему-то ей доставил удовольствие звук разлетевшихся во все стороны осколков! У Риллы болело ухо, а у Ширли появилась таинственная сыпь на шее, которая обеспокоила Аню, но на которую Гилберт только взглянул мельком и сказал рассеянно, что, по его мнению, это ничего не значит. Конечно, это не значило ничего для него! Ширли был всего лишь его собственным сыном! И для него ничего не значило то, что он пригласил Трентов к обеду на прошлой неделе и забыл сказать об этом Ане до того, как они приехали. Аня и Сюзан именно в тот день были сверх обычного загружены работой и предполагали приготовить ужин на скорую руку из того, что осталось в кладовой. А миссис Трент пользуется репутацией лучшей хозяйки в Шарлоттауне! Ну где были чулки Уолтера с синими носками?
— Как ты думаешь, Уолтер, мог бы ты хоть раз положить вещь на ее место? Нэн, я не знаю, где находятся семь океанов и морей![17]Ради всего святого, перестань задавать вопросы. Меня ничуть не удивляет, что Сократа[18]отравили. Они вынуждены были сделать это.
Уолтер и Нэн с удивлением смотрели на нее. Никогда прежде они не слышали, чтобы мама говорила таким тоном. Взгляд Уолтера раздражил Аню еще больше.
— Диана, неужели нужно вечно говорить тебе, чтобы ты не крутилась на табурете у пианино? Ширли, как тебе не стыдно! Измазал весь новый журнал вареньем! И может быть, кто-нибудь будет так добр, чтобы сказать мне, куда делись подвески от этой люстры?
Никто не мог сказать ей — Сюзан сняла их с крючков и унесла, чтобы вымыть, — и Аня стремительно удалилась наверх, чтобы скрыться от огорченных глаз своих детей.
Она возбужденно расхаживала по своей комнате. Что с ней? Неужели она превращается в одно из тех брюзгливых существ, которых все выводит из терпения? Все раздражало ее в последние дни. Некоторые мелкие привычки Гилберта, на которые она прежде почти не обращала внимания, стали вдруг действовать ей на нервы. Она чувствовала, что ей до смерти надоели эти никогда не кончающиеся однообразные заботы и обязанности… до смерти надоело потакать прихотям ее домашних. Когда-то все, что она делала для своего дома и семьи, доставляло ей удовольствие. Теперь же ее, похоже, даже не интересовало то, что она делала. Она все время чувствовала себя словно в ночном кошмаре, когда со спутанными ногами пытаешься кого-то догнать.
Хуже всего было то, что Гилберт совершенно не замечал в ней никакой перемены. Он работал день и ночь и, казалось, не интересовался ничем, кроме своей работы. Единственное, что он сказал в тот день за обедом: «Передай, пожалуйста, горчицу».
"Я могу, конечно, говорить со стульями и столами, — думала Аня с горечью. — Мы становимся друг для друга чем-то вроде привычки — не более. Он даже не заметил вчера вечером, что на мне было новое платье. И прошло столько времени с тех пор, как он в последний раз назвал меня «моя девочка», что я и забыла, когда это было. Что ж, я полагаю, все супруги приходят к этому в конце концов. Вероятно, большинство женщин испытали это. Он просто воспринимает меня как нечто само собой разумеющееся. Его работа — единственное, что имеет для него какое-то значение теперь. Да гдеже мой носовой платок?"
