— О, я уверена, мы сможем тебе кого-нибудь отрядить.
— Тогда, я думаю, все устроится замечательно. — Он взглянул в сторону «Ворона» Соротки с выражением легкого любопытства. — Знаете, никогда не приходилось бывать внутри такой вот штуки.
— Там чертовски шумно. — Берни заткнула пальцами уши, изображая наушники. — Чтобы разговаривать, нужны наушники и микрофон.
Джонти потребовалось несколько минут, чтобы убедить своих собак оставаться на месте, — очевидно, они решили, что его куда-то увозят. Он говорил с ними как с детьми, и Берни была тронута: ей стало жаль фермера. Бедняга — сидит здесь совсем один, по ночам прислушивается к каждому шороху, и в любой момент банда бродяг может вломиться и перерезать ему глотку. Ну что ж, настала пора что-то менять.
— Итак, ты договорилась насчет продовольствия, — сказал Маркус, когда фермер не мог их слышать. — Прекрасно. Как будто эта земля не принадлежит КОГ.
— Я знаю, но с помощью меда можно достичь большего, чем с помощью уксуса.
— А если они не хотят меда, ты наливаешь уксус.
— Пожалуйста, делай как знаешь, Маркус, может, у тебя лучше получится.
— Впечатляет.
— На самом деле нам понадобится гораздо больше, чем продукты с одной фермы. Думаю, полтора-два гектара на человека.
— Ты уже все рассчитала? Погоди, увидишь, что будет, когда мы предложим бродягам амнистию.
Маркус никогда не был слишком общительным, но он явно старался свести к минимуму контакты с Джонти. Берни понимала, что нельзя осуждать фермера за стрельбу в бродяг без предупреждения или за разговоры о них как о вредителях и паразитах. Но Маркус, очевидно, хотел оставаться высокоморальным. Для человека, который не дрогнув убивал Саранчу, он очень нерешительно вел себя по отношению к отбросам человеческого общества.
«Легко быть человечным, если тебе никогда не доставалось от них. Но ведь ты много чего навидался в тюрьме, Маркус. Ты знаешь, что я права».
«Ворон» поднялся и сделал круг над фермой; Митчелл остался в кабине с Соротки. Джонти показывал им границы и маршрут, по которому бродяги добирались до его фермы, следуя вдоль одной из рек, впадавших в море с их стороны острова. Данные, полученные от местных, были очень важны. Берни записывала.
— Значит, вы собираетесь привести в гавань все свои большие пушки и солдат, — сказал Джонти. — Понятно, почему паразиты разволновались.
— Если они так опасны, почему они до сих пор не вышвырнули вас отсюда? — спросил Маркус.
— Животные едят только до тех пор, пока не насытятся, и хищники никогда не опустошают свою территорию до конца, верно? Но вот появляетесь вы, и пищевая цепочка нарушена.
— Они никогда не просились присоединиться к вам?
— Насколько я знаю, нет.
— А вы бы их приняли?
Джонти презрительно фыркнул:
— Они считают, что могут справиться с кем угодно, даже с вами. А нужно было бы отправиться туда всем нам, мужчинам и женщинам, кто в состоянии держать ружье, и разобраться с ними раз и навсегда.
— Значит, вы вели собственную борьбу за выживание. — Тон Маркуса не изменился. — Когда впадаешь в отчаяние, то бросаешь на врага все, что осталось. Мне приходилось в этом участвовать. Приходилось разрушать свою страну, свой город. Дважды.
— Мне кажется, они не осознают масштабов армии, которая сюда идет, сержант Феникс.
— Значит, пора их просветить.
— Слушай, Феникс, мы же просто осматриваем фермы, или что? — спросил Соротки. — Следующая в десяти километрах к востоку.
— Я хочу еще раз взглянуть на лагерь бродяг.
— Ну почему каждый раз я?
— Потому что они подстрелили птичку Геттнер.
— Мою они тоже подстрелили. У нас же разведка, или тебе захотелось помахать кулаками?
— Посмотрим.
Джонти наклонился вперед и указал на один из пулеметов у дверей; лента с патронами была полна.
— Вы можете избавиться от них в любой момент. Навсегда.
В этом и состояла проблема с бродягами. Здесь это были не жалкие личности, с трудом перебивавшиеся с хлеба на воду; Берни не могла заставить себя разозлиться на таких, в отличие от Бэрда. Он-то считал всех этих людей предателями, которые могли бы сражаться с червями, но предоставляли гибнуть в бою другим. Нет, здесь они столкнулись с жестокими преступниками, но КОГ почему-то медлила смести их с лица земли.
«Хотя мы же сожгли почти всю Сэру, чтобы избавиться от Саранчи. Мы затопили Хасинто. Где проходит граница? Кого можно и кого нельзя приносить в жертву и почему? Почему погибают только хорошие люди, только невинные жертвы? Почему не эти мешки с дерьмом?»
Ответа у нее не было.
— Видите, вон овцеводческая ферма, — произнес Джонти. Внизу проплывала буколическая местность, сплошная зелень и цветущие луга, — казалось, Хасинто и то, о чем Берни в этот момент думала, остались на другой планете. — В городе любят мясо.
«Черт!» — произнес про себя Маркус.
Микрофон не уловил это слово, но Берни легко прочла его по губам. Мысль о хорошей порции жареной баранины потрясла ее. Возможно, скоро с продуктовыми карточками будет покончено. Берни позволила себе немного расслабиться.
— А что ты хочешь получить взамен? — спросила она.
— Рабочие руки. Развлечения. Пиво. Продукты, которых здесь нет.
Она поняла, что люди на Вектесе понятия не имели, в каком отчаянном положении находится остальное человечество. «Чья это вина — наша или их? Может, нам следовало добраться сюда раньше?» Однако легко было сейчас размышлять об этом и мучиться насчет «что было бы, если бы». Оказавшись в сложной ситуации, каждый делал то, что мог.
— Соротки, можешь пролететь над деревней? — спросил Маркус. — Если получится, со стороны гор.
— А, старый трюк с вертолетом, поднимающимся из-за горизонта? — переспросил Соротки. — Хорошее слабительное. А ты уверен, что хочешь провернуть это с гражданским на борту?
Маркус обернулся к Джонти:
— Обещай мне, что не прикоснешься к этому дробовику, что бы ни случилось.
— Если только мне ничто не будет угрожать.
Маркус взялся за лежавший на коленях «Лансер».
— До этого не дойдет.
— Оставь это дело нам, Джонти, — сказала Берни.
— Никаких «нас», Матаки. — Маркус взглянул на часы. — На этот раз ты будешь сидеть в вертолете. Я передам им предложение амнистии от Прескотта и скажу, где забрать трупы. После этого они могут убираться к дьяволу. Джонти, если заметишь среди этих сволочей кого-то серьезного, дай мне знать.
Джонти это все явно не нравилось.
— Какая еще, к чертовой матери, амнистия?
