Это ни к чему не приведет.
Это безнадежно.
«Они уничтожают человека изнутри, — сказал Нико. — Пока у тебя не останется ни воли, ни надежды, ни мечтаний».
Вдруг что-то зазвучало в глубине души моей. Несколько звуков флейты… Начало неизвестной мелодии…
— Одолжи мне флейту! — сказала я Сецуану.
Он замолчал посреди едких речей, обращенных к Нико, и удивленно посмотрел на меня. Но ничего не спросил, не спросил зачем. Он только вытащил флейту из-за пояса и дал мне.
Приложив ее к губам, я попыталась выдуть звуки, что таились во мне, попыталась дуть, как учил меня отец. Возникла мелодия, совсем легкая, будто порыв ветерка, будто шепот… и я не знала, как она кончится.
Сецуан и Нико смотрели на меня.
— Что это было? — спросил Нико.
— Думаю… думаю — это сказка! Или мечта, сон! — Я вернула флейту Сецуану. — Ты знаешь это! Знаешь, как это делается!
— Дина!..
— Ты можешь это сделать! Ты можешь вызволить их всех! С помощью настоящих снов, мечтаний!
Сецуана на какой-то миг словно парализовало. «Он в ужасе!» — подумала я.
— Дина, как по-твоему, сколько людей в этом замке? Много сотен! Этого я сделать не смогу!
— Ну а по нескольку человек зараз? Отец, ты ведь можешь? Неужто ты не веришь, что сможешь?
Он содрогнулся. Он посмотрел на Нико, посмотрел на меня.
Он покачал головой, но не хотел сказать мне «нет!». Просто он еще не мог поверить в то, что собирался сказать.
— Да, да, да! — слабо улыбнувшись, произнес он. — Пожалуй, стоит попытаться. Раз моя дочь просит об этом!
Звуки в ночи
Стояла мягкая, теплая ночь. Почти полнолуние, а месяц желтый, будто лютик. Дул легкий ветерок, а в воздухе — тучи комарья и летучих мышей, охотившихся за ними. Порой одна из них проскальзывала так близко мимо, что слышно было сухое поскрипывание ее бесперых крыл.
Чудесно, что нам удалось немного поспать после полудня и прихватить несколько часов вечером.
— Нам придется делать это во мраке, — сказал мой отец. — Мне понадобится вся помощь, на какую вы будете способны!
И вот уже незадолго до полуночи мы стояли у самого края Драконьего рва, не спуская глаз с черных ворот Сагис-Крепости. Поскольку дело было ночью, мост подняли, и мы не могли подойти ближе. Там, наверху, по другую сторону моста не спали. Мы видели, как темные фигуры караульных двигались по стене, а в бойницах над воротами пылали два факела. Вид был жуткий, мерзкий, будто ворота — темная пасть, а факелы — два горящих глаза.
Сецуан поднял флейту.
Он начал со звуков, которые родились в моей душе. Они лились, сплетаясь с лунным светом над темным рвом. Мелодия была подобна ниточке паука, самой первой в паутине, она парила, как тоненький светящийся шелковый мосток, который реет меж небом и землей и в конце концов укрепится на другой стороне.
Мост! Мост над бездной, мост для ангелов и эльфов, мост, сотканный из туманов и звуков, из вечернего инея и ночной росы! О, взойти бы на этот мост! Встать бы ногой на его серебристо-прозрачный, озаренный лунным светом свод, перейти бы из одного мира в другой и поглядеть, что там, на другой стороне. Войти, бодрствуя, в страну сна, страну мечты и оглядеться вокруг.
Подъемный мост был внизу. Мост, сотканный из туманов, внезапно превратился в настоящее сооружение из бревен, окованных железом, на удивление обыкновенный, но построенный так, чтобы выдерживать людей. И на нем стоял один человек, в кольчуге и шлеме с драконьими головами и с гербом рода Дракониса на груди. Глаза человека, наполненные лунным светом, блестели отсветами снов, и он шел, будто ноги его едва касались земли.
— То был мост, — хрипло произнес мой отец. — Посмотрим, что можно сделать, когда подойдем ближе.
Я страшилась ступить на подъемный мост, страшилась, что он снова обернется лунным светом, паутиной и звуками. Но этого не случилось. И наши шаги зазвучали, как будто под ногами лежали обычные доски. Однако же человек, закованный в броню, смотрел сквозь нас, когда мы проходили мимо, как будто мост, по которому шагал он, был в другом мире.
Одна створка ворот была полуоткрыта. Должно быть, человек на мосту вышел оттуда. Я распахнула ворота настежь. И пока Сецуан играл вновь столь же тихо и мечтательно, мы прошли в темный мрачный замок.
Звуки стлались по влажной мостовой крепостного двора. И поднимались вверх, над зубцами. Почти невидимые в лунном свете, они проникали сквозь открытые двери. Да и закрытые тоже. Сквозь окна! Сквозь ворота! Они касались спящих девочек, поварят и мальчиков, спавших в конюшне на соломе. Они едва задевали слух сонных караульных и ласково скользили над детскими кроватками в Доме Учения. Даже узники в своих сырых дырах услышали их и зашевелились так, что их кандалы загремели. Быть может, даже Князь Артос прислушался к ним? Кто знает? Но в его ледяном старом сердце звуки эти не оставили следов.
Сецуан играл, пока месяц на небе не начал опускаться. Он играл, пока мерцающие над вершинами гор звезды не стали прозрачными, а потом они начали тускнеть, а он все играл. Когда морской бриз перед самым рассветом пронесся над стенами, флейта звучала едва ли громче шепота. Но Сецуан продолжал играть. До тех пор, пока летучие мыши не вернулись в свои укрытия и не сложили свои ночные крылья. Пока дрозд не завел свою утреннюю песню. Пока небо не просветлело, а первый багрянец дня не озарил край туч. И только когда солнечные лучи коснулись зубцов крепостных стен, оторвал он флейту от губ. Губы его так пересохли, что полопались и кровоточили. И когда замер последний звук, Сецуан опустился на землю у Дома Учения, словно человек, который уже никогда не поднимется на ноги.
— Воды! — прошептал он. — Дай мне что-нибудь попить!
Я беспокойно огляделась вокруг. Здесь, во все разоблачающих лучах утреннего солнца должно было найтись место получше, чем порог логова Наставников. «Обучение во всем!» — прямо над нашими головами гласила вывеска с крупными кричащими буквами, напоминающими скорее угрозу, чем обещание. Но когда я увидела, как бледен Сецуан и как кровоточат его губы, я не в силах была думать ни о чем другом, кроме его жажды. Я перебежала через площадь перед Домом Учения и, миновав ворота ближайшего двора, где видела водяной насос, накачала ведро воды.
Какой-то человек вышел из строения за моей спиной, и я вздрогнула. Но он лишь глянул на меня, слабо кивнул и направился к крепостным воротам. Он был без рубашки, а в его волосах торчали соломинки.
Следом за ним появился маленький, тощий, коротко подстриженный мальчонка, мчавшийся вдоль стены. Он, оглядываясь направо и налево, перебежал через двор и выскочил из ворот.
