— Очень уж требовательно, Уоллес, — сухо заметил Хелстон.
— Я хочу знать, где леди Шеффилд. И еще я хочу знать о ее встрече с Мэннингом.
— Но зачем тебе надо это знать?
— Да потому что я хочу вернуть назад ее состояние. Неужели вы подумали, что я буду сидеть здесь и ничего не делать?
— Мы еще дойдем до этого, — вздохнул Хелстон, и с его лица исчезло выражение озлобления и гнева: — Но у тебя будет больше шансов с той властью, которую дает титул.
— Мне не нужен титул, чтобы убить этого мерзавца. И я не собираюсь ждать другого дня. Мэннинг скроется или потратит ее состояние за две недели, если не раньше.
— Не будь дураком! — заскрежетал зубами Элсмир. — Ты что, действительно хочешь так быстро вернуться в темницы Ньюгейтской тюрьмы? Я думаю, что одного визита туда для любого будет достаточно.
— Вообще-то я надеялся, поскольку мы друзья, что…
— Помоги мне, Господи… — пробормотал Хелстон.
— Может, вы пойдете со мной. Конечно, основную работу сделаю я. Но если вы оба постоите как часовые, то мне это поможет.
Маркиз с герцогом обменялись взглядами.
— Поскольку вы ради меня воспользовались вашими разнообразными талантами, — ухмыляясь, продолжал Майкл, не обращая внимания на сильную боль в челюсти, — я подумал, что мог бы продемонстрировать вам мои.
— И какими же талантами вы обладаете, мистер Мастер на все руки? — раздраженно поинтересовался Хелстон.
— Входить, не взламывая дверь, например, — поднял бровь Майкл, — или находить, но не брать, если это, конечно, не деньги Грейс.
— Думаю, нам следовало догадаться, что до этого дойдет, — сказал Элсмир, разглядывая свои ногти.
— Несомненно, — подтвердил Хелстон и провел руками по лицу. — Боже милостивый, я думал, мое воровство закончилось, когда я подал в отставку. И когда ты предлагаешь, чтобы мы… Господи, помоги и сохрани нас… Когда мы нанесем мистеру Мэннингу светский визит?
— В три часа, — ответил Майкл. — Завтра утром.
— Я слышу, по лестнице поднимается Эйта, — покачал головой Хелстон. — Давайте скроемся, чтобы все детально обсудить. Не будем тратить ни минуты, позволив ей пространно рассуждать по поводу всех твоих прекрасных качеств, Уоллес. Спасибо, я лучше пообедаю.
Все трое мужчин устремились к двери и едва не столкнулись, пытаясь выйти одновременно.
— Черт возьми, Уоллес! — проскрежетал зубами Хелстон. — Герцоги идут перед маркизами, а маркизы — перед графами. Обещай, что нам не придется тратить время, обучая тебя элементарным правилам вежливости в обществе.
Майкл постарался изобразить раскаяние. Герцог тяжело вздохнул и вышел перед Элсмиром. Майкл последовал за своими новыми друзьями по коридору. Боже, неужели они действительно ему друзья? Последний раз он наслаждался дружбой с Сэмом Брином. Это было так давно. Очень давно.
Но это приятно. Очень приятно.
Глава 20
Через девять недель…
— Джеймс, — обратился Майкл к мальчишке, который ехал верхом рядом с ним по ровным землям Беркшира, — мне нравится это место.
— Сэр, за последнее время вы уже три раза сказали это. — Маленький мерин серой масти, на котором восседал бывший трубочист, побежал немного быстрее, чтобы не отставать от Сиу.
— Я знаю, парень, — ухмыльнулся Майкл, стараясь не обращать внимания на боль в плече. — Пожалуй, это волшебное чувство я испытываю с тех пор, как мы покинули Лондон. Ведь предвкушение — половина радости, как думаешь, а? Опусти руки, расслабься немного. Да, вот так, правильно.
Мальчишка подавал надежды. Верховая езда была для него все равно, что для птицы полет. Майкл бросил взгляд на благородный профиль и открытое лицо Джеймса, которые так отличались от того, что было два месяца назад, когда Майклу с большим трудом удалось добиться его освобождения. Эх, молодость с ее умением приспосабливаться.
Майкл остановил Сиу на вершине небольшого холма, и Джеймс последовал его примеру.
— Красота, сэр! — изумленно воскликнул мальчишка. — Никогда ничего подобного в своей жизни не видел.
Перед ними раскинулся великолепный вид, в воздухе пахло весной. Робкие подснежники кивали головками закрытых цветков, радуясь тени разросшихся веток деревьев с набухшими почками. Желтые нарциссы и утесник соревновались за то, чтобы продемонстрировать самый яркий желтый цвет этого времени года. Повсюду зарождалась новая жизнь. На огромных просторах пастбищ, усыпанных клоками потерянной шерсти, похожей на остатки снега, блеяли, подзывая своих матерей, крошечные ягнята.
В немного пустынном месте, рядом с рекой, виднелся увитый плющом дом с фронтонами и черепичной крышей. Позади дома расположились еще два строения. Осматривая очень неровные линии недавно разбитого огорода, Майкл ухмыльнулся и сдвинул на затылок шляпу.
— Джеймс!
— Да, сэр?
— Держу пари на вечерние хлопоты по дому, это оно и есть.
— Но вы же знаете, что я сделаю все, о чем бы вы ни попросили, сэр. — У мальчишки был невероятно счастливый вид. — И вам известно, что я никогда не играю в азартные игры, сэр.
— За исключением того одного раза.
— Да, за исключением того раза.
— Я не говорил этого, Джеймс, но спасибо тебе, что доверился мне, сынок.
— Ради вас, сэр, я готов пойти на край света, — тихо сказал мальчишка.
— Мне кажется, — Майкл наклонился и на короткое мгновение положил руку на плечо мальчика, — именно это ты и сделал. Но у меня есть хорошая новость: мы приехали.
— На самом деле симпатичное место, — окинул взглядом местность мальчишка. — Сколько мы здесь пробудем?
— Не знаю, — ответил Майкл и причмокнул, погоняя лошадь вперед. — Возможно, не так долго, как мне хотелось бы. — Он не упомянул, что это то место, где ожидания превратились в неопределенность.
— Сэр…
— Да, Джеймс?
— Расскажите мне еще раз, какая она.
— Как первый луч солнца после долгой метели. Сверкающая и чистая. Ее глаза — как колокольчики и фиалки, чистые, как сапфир, не испорченные никаким другим оттенком радуги.
— Не представляю, сэр. Но расскажите мне о ее доброте.
Он уже много раз просил рассказать ему о характере Грейс. Майкл знал, что все это из-за страха мальчика. Он никогда не скажет об этом вслух, но Майкл давно догадался, что Джеймс ужасно боялся, что она его не примет. Вот только Джеймс не знал, что Майкл боялся в тысячу раз больше, что она не примет старшего в их парочке. У нее было два месяца, чтобы пожалеть о том, что она сделала, два месяца, чтобы сомневаться в нем, и два месяца на то, чтобы понять, что она могла прекрасно жить без него.