Как только они достигли середины, где вода казалась черной, маркиз остановил лодку и внимательно осмотрелся вокруг. Берег и белоснежный замок почти не были видны за дымкой тумана, который клочьями расстилался над черной водой. Не говоря ни слова, маркиз взял злосчастный ларец, исчезновение которого день и ночь преследовало его семью, и решительно бросил в воду. Ларец быстро потонул в темной глубине пруда, а волны, вызванные его падением, исчезли.
Филипп торжествующе посмотрел на жену, та вздрогнула, заметив что-то дикое, звериное в его взгляде. Качаясь, он прошел по дну лодки и сел рядом с Анжеликой на скамью. Медленно, со свойственной ему аристократичностью, которая была в каждом его жесте, Филипп опустил руки на горло молодой женщины.
— А теперь я задушу вас, красотка, — сказал он вполголоса. — Вы отправитесь на дно вместе со своим проклятым ларцом.
Анжелика не двигалась. Муж был пьяный, во всяком случае, он мог спокойно убить ее. Она была в его власти и не могла ни звать на помощь, ни плакать. Анжелика робко опустила голову на его плечо, как бы повинуясь судьбе. Своим лбом она почувствовала небритую щеку соблазнительного мужчины.
Весь мир погас. Луна зашла за тучи, ларец лежит на дне. Казалось, сама природа приготовилась к последнему акту этой драмы. Неужели она, маркиза дю Плесси де Бельер, так глупо умрет от руки молодого «бога», Филиппа дю Плесси де Бельер?
Вдруг она услышала над своим ухом прерывистое дыхание. Она увидела его сжатые губы и перекошенное от гнева лицо.
— Черт бы вас побрал, — процедил он сквозь зубы. — Ничем нельзя испугать вашу гордыню.
Филипп следил за каждым ее движением. Его взгляд мрачнел все больше и больше. «Эта женщина не такая, как все», — подумал он. Маркиз не знал, что про себя его жена плакала от страха, внешне не показывая этого. Если она не боится его, значит она его достойная противница.
Резко схватив Анжелику за руку, Филипп потащил ее в замок. Когда они поднимались по лестнице, молодая женщина увидела, что ее муж снял со стены длинный хлыст, предназначенный для охотничьих собак. Задержавшись на ступеньках, Анжелика тихо сказала:
— Расстанемся здесь, Филипп, я вижу, что вы пьяны. Поговорим завтра.
— Нет, мадам. Я должен выполнить свои супружеские обязанности, — саркастически заметил маркиз. — Я хочу, чтобы ты поняла вкус шантажа, которым занималась в последнее время.
Анжелика хотела вырваться, но Филипп хлестнул ее наотмашь хлыстом, как бьют норовистую суку. Анжелика издала крик, который вырвался у нее не от боли, а от удивления.
— Вы с ума сошли, Филипп!
— Вы попросите у меня извинения за то, что вы сделали, — прошипел он сквозь зубы.
— Нет!
Войдя в комнату и втолкнув туда Анжелику, он закрыл дверь и, отойдя в сторону, начал бить ее кнутом. О, это он умел делать, не зря же ему был присвоен титул первого егерьмейстера Франции.
Анжелика, закрыв лицо руками, отпрянула к стене. Каждый удар заставлял ее вздрагивать. От боли она кусала губы. Постепенно упрямство покидало Анжелику, и она была уже готова просить пощады. Не выдержав, она воскликнула:
— Довольно, Филипп! Я прошу у вас прощения…
На мгновение маркиз задержал руку, готовую к новому удару, очень удивившись столь легкой победе.
— Я прошу у вас прощения, — повторила Анжелика. — Я действительно была не права по отношению к вам.
Филипп стоял в нерешительности, не зная, куда деть руку с поднятым для удара хлыстом. «Она опять победила, подкупив мою злость», — пронеслось в его возбужденном мозгу. Искренние слова этой женщины смутили его. Да, она не была такой, как все парижские шлюхи.
Резким движением маркиз отбросил хлыст, потом быстро снял камзол и парик. Удивленная Анжелика вдруг увидела его голый торс, как у типичного греческого героя. Филипп приблизился к ней и неловко припал к шее, как раз в том месте, где хлыст оставил багровую полосу. От нестерпимой боли Анжелика отскочила в сторону.
— Нет! Никогда!
Этот крик в его сознании превратился в тысячу криков, как на поле боя. Подняв кулак, Филипп сильно ударил ее в лицо. Анжелика зашаталась, потом схватилась за его рубашку, оторвала лоскут и отшатнулась к стене.
Осталось одно средство: ударить маркиза в пах, как учила ее ля Поляк во «Дворе чудес». Маркиз никогда еще не видел, чтобы знатная дама защищалась подобным образом. Ему казалось это смешным и экстравагантным.
«Неужели она думает, что я отступлюсь? — подумал Филипп. — Если я не овладею ею сегодня, то завтра она покорит меня».
Он скрипел зубами от дикой злости. Потом появилось желание овладеть ею, победить, разорвать. Грубо схватив Анжелику за шею, он ударил ее головой об стенку. Молодая женщина наполовину потеряла сознание, рухнула на пол.
Теперь Анжелика была уверена, что в таверне «Красная маска» именно он пытался изнасиловать ее на столе.
«Зверь! Настоящий зверь! Лучше бы я умерла!» — пронеслось в ее мозгу. Она больше не могла терпеть. Из горла обессиленной жертвы вырвался дикий крик:
— Пощади, Филипп!.. Пощади…
Маркиз ответил непонятным рычанием. В нем боролись два человека: один был благородный, другой — жестокий, злой, развратный, ненавидящий все живое. Это была единственная форма любви, которая удовлетворяла маркиза дю Плесси де Бельер. Он испытывал дьявольскую радость, когда перед ним находилась поверженная в агонию добыча, плачущая жертва. Желание сделало его твердым как железо. Со всей силой навалился молодой человек на Анжелику, разорвав остатки платья. Анжелика лежала перед ним окровавленная, обнаженная, как беззащитная лань. Иногда из уст Филиппа слышалось рычание, он дрожал, смотря на дело своих рук, приподнявшись на локтях.
«Где я?»— с ужасом подумал маркиз. Мир стал для него мраком. Все потухло, тьма и ужас окружали Филиппа, все было уничтожено навсегда. Любовь к жизни померкла. Он убил в себе то сокровенное воспоминание о маленькой девочке, ручка которой когда-то лежала в его руке, руке красавца кузена. Это было единственное воспоминание, приходившее к нему в грезах.
Анжелика открыла глаза. Руки и лицо ее были в крови. Филипп, встав и потрогав ее носком сапога, насмешливо сказал:
— Я думаю, что вы удовлетворены, мадам. Спокойной ночи, мадам маркиза дю Плесси де Бельер.
Анжелика слышала, как он удалился, натыкаясь на мебель. Обнаженная, она вновь закрыла глаза и на мгновение забылась.
Глава 47
Долго распростертая Анжелика лежала на полу, несмотря на холод, обжигающий ее обнаженное тело. Она чувствовала себя истерзанной, избитой, появилось желание плакать. Впервые в жизни она испытала такой позор. Ей казалось, что к ее изголовью наклонился граф де Пейрак.
— Раненая малышка, — говорил он, но в голосе графа не было жалости. Внезапно он истерически засмеялся. Это был смех человека, впервые увидевшего истерзанное тело любимой женщины.
