– Нам всем пора отдохнуть.
Сказал Андрей и пошел к выходу.
Глава 11.
Петля Ахримана
Филатов хотел, как всегда, отвезти друзей к Успенскому, но, неожиданно, Василиса запротестовала:
– Едем ко мне. А то у меня дома все пылью заросло. И цветы полить надо.
Конечно, она сильно преувеличивала. Цветов она не держала, а пыль – это такая субстанция, которая любит общение. Даже в космосе она кучкуется вокруг звезд и планет, а не в пустом межзвездном пространстве. Поэтому там, где человек ее постоянно убирает, она тут же, на радость ему, появляется. А где нет никого, там и пыли почти не бывает.
Войдя в квартиру журналистки, Филатов по достоинству оценил суровую спартанскую обстановку. Велотренажера под ворохом навешенной на него одежды он не разглядел, но все же вскользь заметил.
– Квартира настоящей женщины.
– Что ты имеешь в виду? – поинтересовался Андрей.
– Настоящая женщина должна срубить дерево, разрушить дом и воспитать дочь настоящей женщиной, – пояснил прокурор.
Успенский согласился.
– Дочери не имеется, воспитывать некого, а остальное совпадает.
Между тем Филатов с видом заговорщика извлек из своей прокурорской папки объемистый пакет.
– Что это? – с подозрением спросил Успенский.
Он знал друга как любителя устраивать сюрпризы. И не ошибся.
– Рукопись Булгакова. – Прокурор–криминалист плюхнул пакет на стол. – У тебя пара часов на все. Успеешь справиться?
– За глаза хватит! – загорелся астролог. – У Васьки сканер мощный, автомат. Даже скоропись разбирает. Сейчас мигом все обработает.
Он быстро распечатал упаковку и заложил стопку пожелтевших листов в гнездо прибора.
– Бумага старая. Не сожжет? – забеспокоился Филатов.
– Рукописи не горят, – обнадежил его Андрей.
– Идите на кухню, хватит сплетничать! – донесся до них голос хозяйки.
Когда они пришли, она сообщила:
– У меня портвейн имеется. Настоящий, португальский, красный. Восемьдесят седьмого года.
– Хорошо бы пива, – отозвался прокурор. – Но мне еще работать. Это вам, лоботрясам, можно.
Андрей почесал кончик носа.
– Какого, говоришь, года? Восемьдесят седьмого? – переспросил он. – Ну, не знаю, мне «Агдам» как-то привычнее. Кстати, дамы портвейна не пьют. Только херес. Так что предлагаю ограничиться кофием.
От кофе прокурор также отказался и пил чай. Василиса сварила кофе в медной турке и разлила в чашки себе и Андрею. Щелкнула кнопкой пульта телевизора.
На экране Чак Норрис в роли крутого следователя точными сокрушительными ударами калечил банду отпетых негодяев.
– Вот, учитесь, как надо бороться со злом, а вы все только ковыряетесь, – злорадно проворчал прокурор.
– Конечно, – согласился Успенский. – А ты в курсе, что Чак Норрис родился десятого марта тысяча девятьсот сорокового года?
Василиса недоверчиво уставилась на астролога.
– Не хочешь ли ты сказать, что и он преемник миссии Булгакова?
Тот пожал плечами.
– Кто знает? Пути добра неисповедимы, и каждый служит ему как умеет. Пути зла иногда тоже. И следователи бывают разные как в кино, так и в жизни.
Они пили кофе, Филатов задумчиво прихлебывал свой чай.
– Это ты про Доронина? Я до сих пор не понимаю, как он мог.
– Он слишком долго всматривался в пропасть и не заметил, что пропасть всматривается в него, – сказала вдруг Василиса. – И не выдержал.
– Да, так часто бывает, – согласился прокурор. – Охотник не замечает тот момент, когда сам становится добычей. Доронин расследовал махинации людей из «Офис–банка», но сам попался им на крючок. И стал их орудием. И усердно служил до тех самых пор, пока не совершил роковую ошибку.
Андрей кивнул.
– Да, те, на кого он работал, не прощают ошибок. Они обещают самые фантастические перспективы, но при первой неудаче устраняют виновного, как неисправный механизм, и заменяют новым. Кстати, исправный механизм они тоже устраняют после того, как он становится не нужен. Думаю, пару бесов искать не имеет смысла. Скорее всего, они уже где-нибудь на дне карьера или под асфальтом. Поэтому он и запаниковал.
Василиса залпом допила свой кофе.
– А как бы он действовал, если бы ты его не разоблачил?
– Тут все ясно. Убил бы Бекермана уколом воздуха в вену, инсценировав еще одно самоубийство. Или же Доронин мог застрелить его якобы при попытке украсть шприц. И сунул бы ему в карман флешку с предсмертным посланием Ады. Не зря же он ее с собой таскал. А потом бы выяснилось, что Бекерман подслушал через стенку наш разговор и решил опередить. Вот вам и полная картина. Бекермана подставляли с самого начала. Никто не собирался долго держать его на месте управляющего. И если на Доронина у офитов были далеко идущие планы, то Бекерман служил для них разменной пешкой.
Филатов налил себе еще чаю.
– Значит, интрига против Покровского тоже была частью игры?
Успенский кивнул.
– Конечно. На первом этапе нужно было подставить Покровского. Гелла по заданию Доронина подбросила режиссеру украденную рукопись. Думаю, у них имелись и другие улики. Но они не понадобились. Здесь ты, Петрович, здорово преуспел. Половину работы за них сделал. Второй этап тоже прошел блестяще. Доронин разоблачает свою же сообщницу и переводит стрелки на Бекермана.
– Но почему он думал, что она его не выдаст? – спросила Василиса.
– А он так и не думал. Сначала она не знала, кто ее топит, а когда узнала, пришла в ярость. Ты же сама слышала, как она грозила оторвать ему голову. Но он ее опередил.
– А что насчет послания Ады? – снова спросила Василиса. – Ведь из-за него нас чуть не убили, из-за него меня похитили. А потом, как ты говоришь, хотели подбросить обратно?
– Они боялись, что она оставит более серьезные улики, – продолжал астролог. – К тому же, я уверен, послание наверняка сокращено и отредактировано. А быть может, и вовсе сфальсифицировано. Здесь же важно не содержание, а упаковка – флешка, которую я передал твоим похитителям.
– Не понял? О чем идет речь, что и кому ты передал? – встрепенулся прокурор.
– Потом объясню, – успокоил его Андрей. – Итак, переходим к третьему этапу. Зачем кому-то понадобилось делать следователя Доронина лучшим другом режиссера Покровского? Тут тоже несложно разобраться, хотя и нет полной ясности. «Офис–банк» – даже не верхушка айсберга. Это маленькое пятнышко на его верхушке. Силы, которые за ним стоят, все время пытаются, грубо говоря, устроить конец света. Такая у них программа максимум.