— Не беспокойтесь, сударыня, — улыбнулся милой хозяйке детектив. — Я исключительно из интереса и в надежде получить удовольствие попросил дочь узнать, не найдется ли на вашем вечере места для меня. Очень рад, что попал сюда. Спасибо, что позволили мне прийти.
— Чувство дружбы питает мою душу, — сказала Анна, улыбаясь и глядя констеблю в глаза. — Если бы вы только знали, как я счастлива, что у меня есть такие друзья! Каждый день благодарю Господа за вашу дочь. Дружба столь же необходима нам, как пища, но только это гораздо более возвышенный предмет. Однако должна признаться, сэр, у меня не предусмотрено никаких особых развлечений — только общение между гостями.
К тому времени в гостиной мисс Линч собралось уже около двадцати пяти человек, не считая тех, кто курил на лестницах и стоял в холле. Ольга говорила Хейсу, что иногда на этих вечерах собирается до восьмидесяти человек. По тоже пригласили, он должен был читать перед публикой своего «Ворона».
С наступлением вечера в залитую теплым светом гостиную приходили все новые и новые люди. Мать хозяйки салона покинула комнату в сопровождении младшей дочери, чтобы подать чай и печенье.
Сыщик знал, что многие из гостей весьма знамениты. Видно было, что все они чего-то ждут. Ольга указала отцу на философа-трансценденталиста из Новой Англии, Ральфа Уолдо Эмерсона. Она сказала, что этот джентльмен прибыл сюда повидаться со своим другом и единомышленницей, мисс Маргарет Фуллер. Последняя была зарубежным корреспондентом «Трибюн», а также автором новой любимой книги дочери констебля, феминистского исследования «Женщина в девятнадцатом столетии».
Молодой и энергичный Герман Мелвилл, щеголявший своими огромными сапогами, расхаживал по комнате вместе с дагеротипистом Мэтью Брейди: последний охотно рассказывал всем, кто изъявлял желание слушать, что явился сюда пригласить мистера По в студию позировать ему.
Великий норвежский скрипач Оле Булл приехал со своим инструментом, быстренько достал его из футляра и начал играть.
Во время этого выступления Хорас Грили, возмутитель спокойствия, одетый, в отличие от остальных мужчин, в грязный белый пиджак и парусиновые штаны, заправленные в сапоги, в одиночестве тяжело поднимался по лестнице. Он вошел в комнату и стал изучать собравшееся общество, после чего разглядел в нем Хейса. Протиснувшись сквозь толпу, журналист поспешил пожать руку полицейскому.
— Я с удивлением вижу вас здесь, главный констебль, — проговорил он вполголоса, сквозь безумную игру Булла.
Потом повернулся к Ольге и заявил:
— Я прежде был вегетарианцем, а теперь нахожу, что для поддержания энергии нужно больше мяса. — И еще что-то пробормотал, но ни дочь, ни отец не расслышали, что именно. — Мое замечание может показаться слишком циничным, — продолжал Грили развязно, — но, по-моему, у подобных сборищ может быть лишь одна цель: свести вместе «аристократию мозга» и «аристократию кармана». Что вам по этому поводу подсказывает ваша эрудиция, мисс Хейс?
Не дожидаясь ответа и на прощание ободряюще похлопав Ольгу по руке, бывший вегетарианец удалился в поисках — как он сам громогласно заявил — кровяной колбасы или приличного каберне.
Салон Анны Линч в изобилии украшали женщины-литераторши, которых Ольга называла звездными сестрами.
По большей части на этих энергичных молодых леди были изысканные вечерние платья, юбки, обшитые тройным рядом газа и цветного шелка, простроченные золотом по белой ткани. Профессиональная сплетница миссис Эллет, волосы которой разделялись на прямой пробор и падали на плечи толстыми крупными локонами, производила впечатление райской птицы: на ней красовалось дорогое платье из желтого атласа с многочисленными нашитыми на него кружевными цветами, окантованными тонкой серебряной нитью. В сочетании с нижней юбкой мерцающего серебряного цвета туалет выглядел очень красиво, и дама об этом знала. Будущая поэтесса миссис Оакс Смит, муж которой заплатил По сотню долларов за обучение жены, могла похвастаться голубым кринолином и страусовыми перьями на голове. Волосы ее, безупречно уложенные, падали вниз двумя тяжелыми кольцами.
— Так что вы обо всем этом думаете, главный констебль?
Мэр Харпер подкрался к Хейсу незаметно. Он неопределенно помахал рукой, указывая на все увеличивающуюся толпу гостей.
— Все так торжественно, не правда ли? Особенно если вы поэт с непростой репутацией и все эти достойные леди и джентльмены пришли сюда послушать, как вы читаете свой последний опус. Мысль о том, сколько внимания уделяется человеку, по праву заслужившему его, греет мне сердце.
— Мистер Харпер, при всем уважении, оставьте ваш сарказм: ведь я как раз рассказывала отцу о том, как две недели назад мы сидели в этой самой комнате и слушали чтение мистера По как завороженные, разве нет?
Мэр прокашлялся.
— Да, мисс Хейс.
— А сегодня вы снова пришли! Вероятно, вам понравился тот вечер, несмотря на весь ваш поддельный цинизм. Насколько я помню, тогда в голосе нашего доброго поэта звучало особое очарование. Удивительные, верные ноты, выдававшие вмешательство чего-то божественного.
— Боюсь, юная леди, вы скоро поймете, что нужно больше сил, чтобы поднять демона на небеса, чем чтобы притащить ангела в ад. Мне достоверно известно, что стихотворение «Ворон» написано для людей, которые не любят поэзию. Эта вещь неискренняя, основанная на холодном расчете.
Хотя писатель, ставший предметом их спора, все еще не появлялся, представители самых важных издательских домов в городе уже были на месте и речь была адресована им.
— По — никчемный критик, сходящий с ума от любви и ненависти, — вещал Джозеф Харпер, стоя у стола и наливая себе в стакан портвейна. — Его ревность и зависть к другим писателям превратилась в манию.
— Я не стану с этим спорить, — поддакнул елейный Беннетт.
— Вы соглашаетесь только потому, сэр, — пристально посмотрела на косоглазого издателя дочь констебля, — что мистер По имел случай адресовать свои нападки вам лично? Боже, дайте-ка вспомнить! Ах да! Он сказал, что вы, мистер Беннетт, замечательны всем, кроме примечательности, коей вы не отличаетесь.
Старину Хейса поразила прямолинейность и страстность ответа дочери, однако он понимал, что Ольга чувствовала себя обязанной защищать поэта, поскольку, ввиду своего отсутствия, он не мог защищаться сам.
Многие из собравшихся кивнули и рассмеялись, услышав остроумный ответ девушки, а кое-кто изъявил желание присоединиться к дискуссии. В том числе и преподобный Грисвольд, составитель популярной антологии «Поэты и поэзия в Америке».
— В «Вороне» нет ни единой крупицы истинных чувств автора, — проговорил он в нос — надо заметить, нос у редактора был весьма длинным.
Тощий, долговязый, с неряшливой бородой, отталкивающе сутулый, обидчик обладал еще одним замечательным качеством: от него исходил неприятный сметанный запах.
— Повторы в стихотворении способствуют лишь созданию монотонности, — продолжал преподобный. — В самом деле, из-за них слова хорошо запоминаются, но это всего лишь трюк, хитрость, призванная обмануть читателей.
