— Коттедж в центре города, в районе Фриденау-Шенеберг.
— Ты ездил туда раньше?
— Нет.
Она бросает на него недоверчивый взгляд.
— Клянусь вам, это правда.
Иезавель и Натан быстро переглядываются.
— Ты сразу отвозишь почту?
— Нет… сначала я должен заехать в офис.
В его голосе слышится волнение. Иезавель кивает, указывая на мобильный.
— Позвони им и скажи, что поедешь сразу.
Хабер колеблется. Но в итоге сдается. Как только он кладет трубку, Иезавель продолжает:
— Твоя «БМВ»?
Он утвердительно кивает.
— Подвезешь нас.
Натан паркует машину в десятке метров от «БМВ», на противоположной стороне улицы. Вероятно, в таком престижном районе два седана никак не будут выделяться на фоне окружающей роскоши. Шикарные дома, коттеджи, окруженные огромными ухоженными садами. Живущие здесь люди могут позволить себе доставку почты частной фирмой.
«И соблюдение полной конфиденциальности».
— Теперь я могу идти?
Иезавель, похоже, погружена в свои мысли. Она останавливает взгляд на Хабере, словно на каком-то ничтожном насекомом. Служащий делает шаг по направлению к своей машине. Иезавель выходит из задумчивости, раздается ее резкий голос.
— Ты остаешься с нами.
— Но я ведь вам больше не нужен…
Натан смотрит на нее с упреком.
— Мне жаль, Фридрих.
Под этим подразумевается:
«Мы не можем допустить, чтобы ты рассказал о нас своему начальнику, а тот предупредил клиентов».
— Если все пойдет хорошо, мы отпустим вас через несколько часов, не волнуйтесь… чистая формальность.
Видимо, ее слова не успокоили Хабера, чей взгляд перескакивает с лица Иезавели на ее руки и правую полу куртки.
Безразличная к его смятению, Иезавель берет брелок с ключами, который еще висит у него на пальце, и протягивает Натану с просьбой припарковать «БМВ» чуть подальше и присоединиться к ним у ворот.
«Можно подумать, она всю жизнь только этим и занималась».
Параноидальное окружение Сахара, в котором она выросла.
Когда он возвращается, ворота уже широко распахнуты, Иезавель велит заходить поскорее и закрывает за ним.
— Внутри никого.
Натан указывает на камеру слежения.
— Думаешь, они могут просматривать видео на расстоянии?
— Вряд ли… модель старая, возможно, в их отсутствие за домом следит частное охранное предприятие.
Она подходит ближе.
— Камера не включена, значит, они отлучились всего на пару минут.
«Или на пару часов».
— Они где-то недалеко.
Посыпанная гравием дорожка, ни одной лишней травинки, идеально подстриженные кусты многолетников, — они приближаются к входной двери.
— Не здесь.
Иезавель подталкивает перепуганного служащего.
— Безопаснее зайти сзади.
Обойдя дом, они оказываются в небольшом садике, окруженном изгородью из хвойных растений, которая защищает их от посторонних взглядов. Иезавель не ошиблась. В окне, под которым они стоят, регулярно мигает маленький красный огонек.
— Присмотри за ним, пока я буду заниматься сигнализацией.
Натану достаточно одного взгляда на Фридриха Хабера, чтобы убедиться, что тот ничего не собирается предпринимать. Бедняга дрожит от страха. Вид самозарядного пистолета часто вызывает подобную реакцию у нормальных людей. В мире жестокости, куда Натана погрузила Иезавель, стерта грань между нормальным и ненормальным. Рядом с Сахаром и Тексье Иезавель кажется совершенно обычной девушкой…
«А рядом с этим беднягой?»
Любой на его месте спрашивал бы себя, не сошел ли он с ума, не стал ли жертвой идиотского розыгрыша, как в том фильме Дэвида Финчера, где Майкл Дуглас оказывается вовлечен в зловещую игру без видимых правил…
«Как же он называется?»
«Игра».
«Снова игра…»
От размышлений его отвлекает глухой стук.
— Можно заходить.
Сильвия и Генрих Сат любят роскошь, и им нравится демонстрировать это. Кухня в стиле хай-тек, деревянные панели, дорогая мебель и полотна известных художников. Стены коридора, ведущего в гостиную, увешаны фотографиями, на которых изображена парочка бойких пенсионеров лет семидесяти. Вечерние платья, фраки, драгоценности, костюмы за три тысячи евро, нарисованные помадой улыбки и чудеса пластической хирургии. Натан подходит к Иезавели.
— Их фамилия ни о чем тебе не говорит?
Она с сожалением мотает головой.
— Нет.
— А лица?
Не потрудившись ответить, она направляется к двери. Стенной шкаф. Она бросает взгляд на Хабера.
— Сможем спокойно обыскать дом.
Иезавель проникает в гостиную, приняв последнюю меру предосторожности:
— Не забудь отобрать у него мобильный.
Не заботясь больше о служащем, она приступает к тщательному обыску. Натан заходит следом, из распахнутой двери в глубине комнаты до него доносится шелест бумаги и стук выдвигаемых ящиков.
«Кабинет Генриха Сата».
На фотографиях он запечатлен рядом с видными немецкими политиками и промышленниками.
Иезавель коротко поясняет.
— Микроэлектроника и биохимия.
Натан непонимающе смотрит на нее, пока не догадывается, что она говорит об источнике благосостояния Сата. Она садится в кожаное кресло и включает компьютер, но натыкается на пароль.
— Дерьмо.
Она встает, в несколько прыжков добирается до коридора и возвращается меньше чем через полминуты. Снова устраивается в кресле перед монитором и набирает код из девяти цифр. Доступ разрешен. На ее губах мелькает лукавая улыбка.
— Слава Альцгеймеру и его проклятой болезни… Код тот же, что и у ячейки в камере хранения.
Она без дальнейшего промедления углубляется в цифровую память Генриха Сата. Натан оглядывается, стеллажи вокруг заставлены томами в кожаном переплете. Золотое дно для исследователя, бегло говорящего по-немецки.
«Жаль».
— Я оставлю тебя, пойду осмотрю коттедж.
Жилище семьи Сат, одноэтажное и слегка приподнятое фундаментом, занимает как минимум триста квадратных метров. Помимо кухни, гостиной и кабинета Натан обнаруживает столовую, способную вместить человек пятьдесят, маленькую гостиную и полдюжины комнат разных цветов и размеров. Все помещения обставлены со вкусом и содержатся в безупречной чистоте. Однако ничего, что могло бы их заинтересовать, здесь нет.
