Настороженно посматриваю вправо, шарю отмычкой в замочной скважине. Из-за двери доносится шорох.
«Проснулся».
Тридцать пять.
— Пришлось за тобой побегать, Питер.
Мышцы Сахара напрягаются, он тянет руку, пытаясь нащупать кнопку, включающую сигнал тревоги. Я уже сижу на нем верхом, заламываю руку за спину, выкручивая плечо, и закрываю лицо подушкой, чтобы заглушить крики.
Но не чтобы убить его.
Перерезаю провода сигнализации ножом, потом вынимаю из сумки металлическую коробочку.
«Подарок от профессора Дармана».
Двадцать.
Сахар дрыгает костлявыми руками и ногами, но моя хватка не ослабевает. Я сижу верхом на отце, сосредоточившись на каждом этапе своей задачи.
В коробочке лежит шприц.
Пятнадцать.
Мышцы его шеи вздрагивают, когда игла проникает в яремную вену.
— В память о Натане, Камилле и обо всех остальных.
Надавливаю пальцем на поршень, жидкость вливается в вену.
Десять.
Убираю подушку и, опустив руки, на несколько мгновений застываю, как завороженная.
«Только и всего».
Посреди кровати, под ризой Сахара, бушует вирус. Соприкоснувшись с его ненавистью и безумием, он порождает такие мутации, каких еще не видел никто. Полы его одежды приподнимаются от внезапных толчков, вызванных генетическими трансформациями. На лице и руках появляются метастазы.
Пять.
На губах выступает пена. Воткнутый в шею шприц меняет форму. Волокна мышечной ткани образуют странную сеть, которая начинается у кончика иголки.
Три.
Полупрозрачная сеть превращается в кокон, обволакивающий зараженное тело.
Две.
Между полами ризы прорастает черная трава. Я выскальзываю в коридор и проделываю тот же путь в обратном направлении.
Одна.
У меня не осталось ни секунды.
РИЕЗИ, ЮГ СИЦИЛИИ,
15 августа 2008
— Я могу помочь тебе.
Вот что сказал старик. Мне хотелось есть, и сердце билось не слишком быстро. Было очень душно, но я отказала своему ненормальному телу в возможности потеть.
— Что я получу взамен?
— Мое молчание.
Джон Манкидор задумался на пару мгновений.
— Я без труда разыскала тебя и могла бы убить прямо сейчас, если бы захотела.
— Я нужен тебе.
— Скажи, где. А там посмотрим.
Джон засомневался, но ставки были слишком высоки, и он продолжил.
— Мне не нужна свобода. Для меня она бесполезна. Моя тюрьма — здесь.
Я показала ему толстую, вздувшуюся вену на предплечье, давая понять, что надо мной господствует вирус.
— Тогда изменим правила.
Джон дышал с трудом.
— Идет.
Он протянул мне руку, но я ее не пожала.
— Я могу передать тебе все необходимые бумаги.
Об этом я и не думала.
— Ты должен сдержать обещание, Джон, это в наших общих интересах.
— Как мне с тобой связаться?
— Об этом не беспокойся, старик, тебе никогда не скрыться от моего взгляда.
Я посмотрела на его морщинистое лицо, а затем — на закаленную сталь своих рук. Проследив за моим взглядом, Джон выдвинул ящик стола, достал оттуда картонную папку и протянул мне.
— Скоро увидимся, очень скоро.
Сегодня чудесная погода. В глазах встречных мужчин и женщин читается восхищение моей фигурой. Они бросают непристойные взгляды на мои формы. Мне нравится чувствовать их желание. Почти физически осязаемое. Я угадываю кататоническую дрожь, пробегающую по спинам самых настойчивых из них. Она спускается к низу живота. А потом достигает моего тела, окутывая теплой волной.
Я закрываю глаза. Я вижу.
«Джон Манкидор сдержал слово».
Тогда мужчины и женщины замечают на моей коже пятна. Они внушают отвращение тем, кто подходит слишком близко. Эротическое удовольствие затухает, не достигнув цели. Черная трава рыщет по венам в поисках выхода. Давит на кожу изнутри. Осваивает новые участки. Дщери и сыны Иерусалимские, не смотрите на меня, что я больна. Отцы мои разгневались на меня, поставили меня стеречь виноградники. Моего собственного виноградника я не стерегла.[52]
Мне снится клиническая смерть. В голове продолжают роиться образы, порожденные неубиваемым вирусом. Это гораздо хуже, чем болезненная утопия человека-охваченного-безумием, меня гложет научная реальность, прокапывая ходы в моих видениях. Это кошмар. И риск, и сложность одновременно. Бесконечно малые величины и бесконечное могущество. Закончив миссию, я не позволю черному растению распустить под лучами солнца свои листья и цветы. Но вслед за верой приходит сомнение.
Я встречаюсь с дочерью, с первой.
И кто знает…
…Что творится в материнской утробе.
