в дом тринадцать раз. К тому времени ей уже следовало бы покрыться морщинами.
— Так это просто развлечение? А я-то решила, что знать так самоотверженно поддерживает искусство.
— Если повезёт, на шестом-седьмом круге художник приобретёт имя, — хмыкнул Лиам. Мимо как раз пронесли очередной свёрток, из которого торчала позолоченная конская голова. Он проводил её взглядом и снова посмотрел на меня: — Подумал, что не могу оставить это себе. Руки жжёт.
Почти чёрный бархат футляра красиво отливал на солнце багрянцем: плоская, шириной в две ладони коробочка. Лиам медленно приоткрыл крышку — и на ткани заиграл прохладный свет.
Изумительной работы колье, похожее на венок: по серебристым листочкам бежали тонкие прожилки из золота, на лепестках сверкали капли бриллиантовой росы. Но оно не было бы столь великолепным без хорошо знакомого мне кристалла. Он горел в сердцевине изящного цветка по центру композиции, как крошечная звезда.
— Ну и судьба у этой вещицы, — весело хмыкнула я. — Всем нужна, а никто себе не берёт.
— Теперь-то тебе придётся её оставить. — Лиам вернул улыбку: — Мне не идёт белое золото.
— Госпожа, отнести это к другим подаркам? — подоспела компаньонка.
— Нет, положите это к моим личным вещам, пожалуйста. Думаю, я буду часто его носить.
Лиам никак не показал, что его это тронуло. А может, вообще уже позабыл о подарке, что так его тяготил. Он расправил плечи, сунул руки в карманы брюк и теперь оглядывал гостей, кивая тем из них, что решались узнать опальное детище Триккроу. В позе этой, в сверкающем взгляде было столько внутренней свободы, что на мгновение на меня повеяло морским бризом.
— Ты бы хорошо смотрелся на корабельной палубе.
Тот удивлённо задрал брови:
— Откуда?.. Я ещё никому не рассказывал о своих планах.
— Однажды мне сказали, что я проницательнее, чем все думают, — с загадочным видом проронила я. И тут же засмеялась: — Но это не тот случай. Просто угадала. Значит, ты тоже собираешься в дальние страны?
— Не такие уж дальние. После выпуска хочу попытать счастья в Конфлане, братья обещали поддержать предприятие, если дело выгорит. Можешь дать пару советов насчёт своей фальшивой родины?
— Только один, — сощурилась я. — Не верь сходу той, кто представляется баронессой.
ߜߡߜ
Академия Четырёх стихий никогда не уходила на покой полностью. Часть адептов не желала возвращаться домой и оставалась в коттеджах даже на те два летних месяца, что давали передышку перед учебным семестром.
Преподаватели же разлетались, как птички из гнезда, с единственным исключением. Но в этот раз, прямо накануне вечера прощания, Академию до основания сотрясла невероятная новость: лорд Маркус Морнайт, что редко использовал даже положенные выходные дни по болезни, уходит в отпуск первым из всех.
Молодёжь бесстыже ухмылялась. Старики мечтательно закатывали глаза и погружались в чересчур подробные рассказы о своих романах и похождениях, заставляя окружающих подыскивать срочные дела.
Сам же лорд Маркус Морнайт в это время пытался отговорить жену от самой большой ошибки в её жизни.
— Я тебя уверяю, золотая полулошадь в нашем саду будет смотреться чудовищно. Кто вообще её прислал?
— Хм… — Я перевернула карточку с длинным пожеланием семейного благоденствия. Разумеется, в стихах. — Это лорд Фестон. От себя лично, ну надо же.
— Кто бы сомневался. — Маркус засел на козетке в противоположном конце комнаты и оттуда бросал неласковые взгляды на статую. — Не представляю, кому вообще могло прийти сделать такую образину? Ладно бы ноги коня и голова человека, но наоборот-то зачем?!
Я обошла статую по кругу, задумчиво постукивая по подбородку.
— Выглядит интересно.
— Нет.
— Свежо, необычно.
— Не-ет.
— Хотя бы подумай… — Я подкатилась к нему под бочок и положила голову на плечо. Отсюда статуя выглядела не так вызывающе. — Нам ведь не обязательно выставлять её ко входу. Какой-нибудь из укромных уголков сада. Высадить там папоротники, еловые деревья, что-нибудь тёмное. И среди всей этой мрачности вдруг раз — и наш молодчик выглядывает из кустов.
— Гостей у нас после этого поубавится.
— Из всего можно извлечь пользу. Будем так выпроваживать самых наглых.
Тяжёлая рука обвила мои плечи и прижала сильнее. Маркус заглянул мне в лицо:
— Порой я даже не знаю, шутишь ты или строишь планы.
— Конечно шучу, — сказала я и счастливо зажмурилась от поцелуя в лоб. — Жаль тратить такое чудо на сад, давай поставим его в спальне.
Следующий поцелуй пришёлся в губы.
Мне до ужаса нравились эти томные, ленивые вечера, которые мы проводили только вдвоём, не выходя в общество. В них чувствовались отголоски тех долгих часов в его кабинете, что тратились на постижение этикета, наук и магии. Но было в них и нечто новое. То, о чём раньше я иногда грезила наяву, засматриваясь на мужественные руки лорда-декана, его широкую грудь, его профиль, словно высеченный из камня.
Одно мимолётное прикосновение следует за другим — и вдруг обретает силу.
ߜߡߜ
К моему искреннему сожалению, полуконь, к которому я уже успела прикипеть и даже дать имя, отправился радовать собой благотворительное сообщество. Представляю, какой фурор он произвёл среди уважаемых матрон и нервных старушек.
Мы же отправились в совсем другую сторону.
Поместье привели в порядок к приезду хозяев. Вымели всех пауков, отчистили бархатные шторы щётками, натёрли полы и вымыли окна до блеска. Мебель радовала глаз: её освободили от плена чехлов и как следует отполировали. Здесь больше не пахло затхлой пылью и сожалениями о былом. Комнаты наполнялись ароматами летних лугов, свежесрезанных пионов и — самую малость — паркетной мастики.
Весь дом будто ожил. Стряхнул долгий тягостный сон и наконец-то расправил плечи.
Хранилище Морнайтов, в которое Маркус привёл меня сразу же, как мы переоделись с дороги, ошеломило бы любого. Сложная иллюзия скрывала от досужих глаз эркер на втором этаже так, что фасад в этом месте выглядел совершенно ровным. Если не знать, в жизни не заподозришь, что в этом месте целая комната. Такая же иллюзия скрывала дверь, что застигло врасплох даже Пака, о чём он не преминул сообщить.
Ларец Эделии покоился среди множества артефактов. Я погладила резную крышку пальцем — и на каменной звезде ожидаемо затеплел бледный треугольник.
— Ты так и не сказал, — вспомнила я. — Какая у него сила? Всё пыталась найти это в книгах, спрашивала у других, но ответа так и не добилась. Прямо загадка.
Маркус неожиданно рассмеялся. Он откинул со лба волосы и хитро посмотрел на меня.
— Эта реликвия и есть загадка. — Улыбка стала ещё шире. — Никто не знает, что она делает.
— Что, прости?
— Совершенно никто. Ни одна живая душа, во всяком случае. В отличие от сестёр,
