знала, что Лорина больше нет в Санкт-Галлене, но возвращение в Швейцарию портило мне настроение. Откровенно говоря, ma chère, наш договор меня напрягал. Новый муж никогда не намекал ни на что неподобающее, был само внимание, но, как только мы оказывались наедине, мне было не по себе. В конце концов, мы были чужими. Я будто играла какую-то роль, а не жила, и чувствовала себя неловко. Сидя в одиночестве в женевском отеле, я невольно возвращалась к прошлому, к тому, что оставила. Джим, казалось, не обращал внимания на причины моей головной боли и повез меня к часовщикам Vacheron Constantin, откуда мы оба вернулись с новыми наручными часами.
* * *
В машине было мягко и уютно: заснуть на кремовой кожаной обивке сиденья ничего не стоило. Проснувшись, я посмотрела на элегантные новые часы на белом кожаном ремешке, любуясь золотым обрамлением простого белого циферблата. Прошло четыре часа с тех пор, как мы покинули Цюрих, куда Джим заехал по банковским делам. Я понятия не имела, где мы находимся, только по дорожным знакам различив, что все еще в Швейцарии, а не в Австрии, как ожидала.
– С возвращением, – сказал Джим, поворачивая ко мне голову. – Долго спала.
– Где это мы?
Я села и зевнула.
– Ну, я взглянул на карту и подумал, что хорошо поехать напрямик через горы, а не петлять по всем этим австрийским городам.
– Напрямик!
Я сразу проснулась.
– Ну, конечно, сократить путь в два раза.
Он смотрел прямо перед собой на дорогу, держась за руль.
Я разозлилась, мне хотелось побывать в Австрии.
– В горах такого не бывает, – заметила я.
– Сказать по правде, я внимательно изучил карту. Этот путь короче, и мы пересечем перевал. Просто дорога похуже, не такая широкая.
– Обычно по большим долинам проедешь быстрее. Перевалы коварны, и они не такие прямые, как кажутся, если принимать во внимание все повороты.
– Какие повороты?
– Извилистые тропы. На картах их не показывают.
Перед нами лежала широкая и прямая дорога. Я немного смутилась. Может, я делаю из мухи слона.
– Доверься мне, миссис Митчел.
Он обернулся ко мне и улыбнулся.
Я выглянула из окна. Мне не нравилось, когда он улыбался. Как кот, играющий с мышью.
Мы ехали по плоскодонной долине. Тысячелетия тому назад ледник выкопал котлован, на месте которого образовалось светло-голубое озеро.
Обедали мы в пригороде Давоса. Воздух был холодный, суровый, небо голубое и чистое, какого я не видела много лет. Стоял июнь, горные вершины были все еще припорошены снегом. Мы ели картофельные оладьи и колбаски, и в голове у меня стало проясняться.
К середине дня машина взбиралась все выше и выше, и я удивилась, куда это мы едем. Я стала думать, вспоминать то, что выкинула из головы так много лет назад. Из Швейцарии в Италию не так уж много дорог, какая-нибудь горстка, и одна шла через Фальцталь. Я посмотрела на Джима. Он был поглощен дорогой. Наверное, совпадение, решила я. Это была самая прямая дорога, кратчайший путь. Голову вновь пронзило болью. Я наклонилась за таблетками. «Посплю, – решила я, – пока не приедем в Финшгау, главную долину, ведущую прямо в Венецию».
* * *
Джим хлопнул дверью авто, и я проснулась. Ели на склоне горы передо мной казались почти черными в тени, простиравшейся до долины. Вечерело. Удивившись остановке, я вышла узнать, в чем дело.
Меня сразу охватило холодом – наверное, мы поднялись высоко в горы. Я поискала глазами Джима. Он стоял у входа кладбища, огороженного низкой каменной стеной. Знакомая стена, знакомый вход.
Я обернулась, чтобы удостовериться, подтвердить то, что уже знала, увидеть за спиной крашеные фасады Оберфальца. Меня словно током поразило. Я вдруг полностью проснулась.
Я набросилась на Джима и уже открыла рот, чтобы закричать, но прежде, чем я осыпала его проклятиями, он прижал к моим губам палец.
– Тише! Сцену закатишь потом. А сейчас выясним, что к чему.
Я вся дрожала и не могла сдвинуться с места. Он взял меня под руку и подтолкнул вперед. Кладбище стало больше, чем раньше. Я машинально двинулась к могилам дедушки и бабушки, но постоянно останавливалась, замечая знакомые имена молодых и старых людей, выгравированные на надгробиях.
Под одним покоился напыщенный мэр Грубер, под другим бакалейщик Деметц. Участок Рамозеров тоже пополнился, но Руди, насколько я поняла, не было. То же самое было у Холцнеров, Малькнехтов и Кофлеров. Потом я подошла к могилам Кусштатчеров и остановилась. Рядом с дедушкой и бабушкой появилась новая могила, на камне было написано: «Норберт Кусштатчер (1904–1953)».
– Родственник? – спросил Джим.
– Да.
Я подняла голову и отошла.
– Это мой отец.
– Мне очень жаль, – мягко сказал он.
Я повернулась к нему.
– Жалеть тут совершенно не о чем.
Я посмотрела ему в глаза, но он не дрогнул.
– Отец из него был никакой.
– Значит, мать еще жива, – продолжил он тем же спокойным тоном. – А еще кто-то есть?
– Да. Сестра.
Из уголка глаза выкатилась непрошеная слеза. Я не обратила на нее внимания. Мы вернулись к машине. Внутри мне было тепло и уютно. Джим не собирался уезжать.
– Значит, ты никогда сюда не возвращалась? – удивился он.
– С 1944 года ни разу.
Я закрыла глаза. Головная боль вернулась, словно возмездие.
– Двадцать семь лет!
– Я была молода и сильно напугана, когда ушла.
Я чувствовала на себе его взгляд.
– Ты бежала? – после долгой паузы уточнил он.
– Ну, наверное, да.
Я открыла глаза и посмотрела на него: такого выражения лица я у него еще не видела.
– Мне казалось, я буду в безопасности.
– А на самом деле нет?
Я покачала головой.
– Наверное, с тех пор так и бегу, – вздохнула я.
На машину пала тень. Я вспомнила, как быстро она накрывала долину на закате. Совсем скоро все деревья на склонах гор примут голубовато-зеленый оттенок. Я снова взглянула на Джима: он, казалось, был озадачен. Он был удивлен.
– Я думал…
Он запнулся и потом продолжил. Он редко колебался.
– Потому что…
– Что?
Он выпрямился, провел рукой по лицу и продолжил обычным тоном:
– Когда я наводил нужные справки, на некоторые вопросы ответов не нашлось, осталось несколько черных дыр. А для нашего соглашения… скажем так, мне хотелось знать все.
– Да как ты смеешь? – яростно воскликнула я и, распахнув дверь, выскочила наружу.
Однако бежать было некуда, и я прижалась к машине. Через несколько минут он открыл дверь, послышался скрип ботинок о камень.
– Ты все это спланировал заранее, – ледяным голосом выдавила я.
Граса была права. Он опасен.
– Нет, – пробормотал
