готовить флотилию и атаковать «от Азова под Керчь». Но на этот раз казачьи налеты должны были лишь подготовить почву для основного похода. Постельничий Игнатий Вешняков получил приказ ехать на Дон, соединиться с Вишневецким и строить там крепость, промежуточную базу по пути в Крым. А 11 марта Боярская дума приняла приговор собирать войско против хана. Возглавить его должен был сам царь, и Михаила Воротынского отправили на рекогносцировку в Дикое поле «мест розсматривать, где государю Царю и Великому князю и полком стояти» [529].
Советники государя из «Избранной рады» и их товарищи доказывали: перемирие с Ливонией оправдано именно из-за того, что позволяет сосредоточить все силы против главного врага — Крыма. А на Орден можно не обращать внимания, война с ним уже выиграна, остались только дипломатические формальности. Конницу и стрельцов снимали с западных границ, перебрасывали на южные. Причем уже было известно, что проект союза с Сигизмундом провалился, что он предъявляет претензии на Ливонию. Но Адашев со своими сторонниками убеждали царя: дело поправимое, еще будут переговоры, и король вполне может одуматься, оценит собственные выгоды от крушения Крыма.
А начало кампании и впрямь выглядело блестящим. Данила Адашев с 5 тыс. детей боярских, стрельцов и казаков на лодках спустился по Днепру, к ним присоединились 3 тысячи местных казаков. Вышли в море, захватив два турецких корабля, а потом высадились на западном берегу Крыма. Переполох наделали колоссальный. Татары в ужасе бежали вглубь полуострова, хан пытался собрать войско, но в неразберихе утратил управление своими подданными. Царские воины и казаки две недели опустошали города и селения, набрали огромную добычу, освободили множество невольников и отплыли назад. В устье Днепра остановились. Среди пленных были турки, и Адашев отослал их к очаковскому паше с извинениями — объяснил, что царь воюет только с Крымом, а с Османской империей сохраняет мир. Паша и сам приехал к воеводе с подарками, заверил в «дружбе». Очень похоже, что он своим визитом специально задерживал русских. Девлет Гирей успел оправиться, поднять воинов и ринулся к Днепру, перехватить флотилию у порогов. Но казаки и стрельцы заняли оборону на островах, отразили татар огнем, и хан, потеряв немало всадников, ушел прочь.
Победу одержали и донские казаки атамана Черкашина, разбили крымцев на Донце, прислав в Москву «языков». Вишневецкий уничтожил несколько отрядов, которые хан послал на Волгу в надежде снова взбунтовать астраханцев и казанцев. А Вешняков заложил в верховьях Дона крепость Данков. Эти достижения праздновались по всей стране. Летопись восторженно извещала, что «русская сабля в нечестивых жилищех тех по се время кровава не бывала… а ныне морем его царское величество в малых челнех якоже в кораблех ходяще… на великую орду внезапу нападаше и повоевав и, мстя кровь христианскую поганым, здорово отъидоша» [378]. Но «Избранная рада» использовала успехи для пропаганды предстоящего похода. Распространялись воззвания о колыбели русского христианства, крещении в Кыму святого князя Владимира, о восстановлении креста над древним Херсонесом [379]. Курбский даже в эмиграции продолжал доказывать, какая редкая открывалась возможность, после Казани и Астрахани покорить еще и третье царство…
Что ж, сейчас мы с вами можем однозначно оценить вероятность победы. Потому что нам известны последствия Крымских походов князя Голицына в 1687 и 1689 гг., когда десятки тысяч воинов полегли в бескрайних степях без всяких боев, от зноя, жажды, изнурения, болезней. А ведь при Голицыне граница России лежала на 400–500 км южнее, чем при Иване Васильевиче. Крепости и базы снабжения продвинулись гораздо ближе к Крыму, идти требовалось меньше. В 1559 г. авантюра завершилась бы гибелью армии.
И ко всему прочему наступление на Крым вело к столкновению с Османской империей. А война с ней была для России абсолютно бесперспективной. Разгромить колоссальную державу, раскинувшуюся в трех частях света, наша страна в любом случае не могла. Значит, даже гипотетическая победа вела лишь к следующим войнам. По сути, реализовывался тот самый план, который уже давно пытались навязать Московским государям Ватикан и Германская империя. Русские и турки будут истощать друг друга в бесконечной войне, а плоды достанутся западным державам.
Между прочим, как раз незадолго до описываемых событий в Россию вернулся саксонец Шлитте. Тот самый посланник «Избранной рады», отправленный из Москвы 10 лет назад нанимать европейских специалистов и вступивший в тайные переговоры с императором и римским папой. На обратном пути в Любеке его бросили в тюрьму. А теперь он вдруг сумел сбежать. Как? Кто помог ему? Но сбежал он в такое время, когда власти протестантского Любека, император и Ватикан очутились в одном антироссийском лагере. В Москве он сообщил о предложениях, сделанных ему 10 лет назад: об унии, союзе с Литвой и императором против Турции [532]. Как видим, политика «Избранной рады» очень хорошо совпала с западными пожеланиями.
А подготовка к разрекламированному походу на Крым шла полным ходом. Полки уже стояли на Оке. Подвозили обозы, артиллерию. К армии приехал царь. Ему осталось лишь скомандовать — вперед! И все-таки Иван Васильевич… не скомандовал. Хотя мы-то задним числом знаем о трагических походах Голицына, а в XVI в. таких примеров еще не было. Государю приводили примеры совершенно противоположные. Если Крым запросто громят казачьи отряды, разве он устоит против всего русского войска? Дело-то представлялось совсем легким. Пойти — и овладеть. Прогнать хана и превратить Крым в христианское княжество. Какое величайшее свершение! Какая слава в веках!
Но царь не поддался. Проявил опыт и интуицию очень грамотного и талантливого полководца. Хотя воеводы, которыми окружила его «Избранная рада», в течение всего лета уговаривали его. Как писал один из них, Курбский, он со своими товарищами снова и снова наседал на Ивана Васильевича: «Мы же паки о сем и паки Царю стужали и советовали: или бы сам потщился идти, или бы войско великое послал в то время на Орду» [381]. Но прежнего доверия к советникам у государя уже не было. Он и сам не пошел, и войско великое не послал. Взвешивал и сомневался.
Он вызвал «для совета» казачьих атаманов и воевод, уже повоевавших в степях. Вообще, разведать театр боевых действий следовало перед тем, как планировать операцию, выносить ее на утверждение в Боярскую думу. Но почему-то этого не сделали. Иван Васильевич стал проверять лично и понял — большую армию вести через Дикое поле нельзя. Он выбрал другой вариант. Ведь против крымцев уже нашлось очень эффективное средство — казачьи удары по тылам. Государь приказал днепровским и донским казакам по-прежнему тревожить Крым. А их нападения использовал для дипломатического давления на хана, требуя
