вспоминала былое, нет. Пыталась осмыслить жизнь. Раньше вовсе не думала, а теперь ей казалось, без этих раздумий жить невозможно.
«С глаз долой, из сердца вон, – сказывают люди. – Ксюша снова взглянула в ту сторону, где скрылся Ванюшка. – Это когда не любят. Н-нет, когда любишь, так с глаз долой, а сердце огнем пылает».
Закачались вершины берез, зашумели. А рябчики стихли. И сойки перестали кричать. Первые редкие хлопья пушистого снега, большие, белые, как пух гигантского одуванчика, опустились на землю, на желтые листья, на Ксюшину спину, Ксюша не заметила их, продолжала сидеть, глядя на тихий плес ключа шириною шагов в десять. Он чем-то напоминал мельничный пруд в Рогачево. Берега так же обросли тальниками. Так же морщинила воду рябь. И так же плыли по ряби желтые листья берез, красные – рябин, и остроносые – тальников. Он напоминал родные места.
Почти у Ксюшиных ног шумела небольшая шиверка. Вода струилась, едва прикрывая мелкие камни. Человек не любит смотреть на недвижное. Пламя костра привлекает внимание. Человек может часами смотреть на волны, бороздящие водную гладь, или бегущие по желтеющей ниве. Когда на перекате что-то блеснуло, Ксюша перевела взгляд. Стайка хариусов, чуя близкую зиму, спускалась в глубокую речку. Рыбки подошли к перекату хвостами вниз. Чувствуя мелкую воду, ложились и так, плашмя, сверкая серебряной чешуей, одна за другой спускались вниз.
Снег шел все гуще и гуще. Побелил Ксюшину шапку, побелил ее плечи. Упав на землю, большей частью таял, но на пеньках, на павших листьях оставался лежать.
– В жилуху… к людям до смерти хочу… К людям… К Ване, – несколько раз повторила Ксюша, разделяя слога. Ей казалось, она убеждает Вавилу, а он уперся и не хочет слушать. – Пойми ты, соскучилась я без людей… стосковалась до крайности…
Одинокая жизнь в тайге, потребность слышать человеческий голос породили привычку думать вслух. Вслух с самой собой разговаривать, спорить. А сейчас она спорила с Вавилой.
– Рази я отказываюсь работать на революцию? Да я спины не разогну! Только бы вы все рядом были! Одичала я без людей. Сама жизнь порой в тягость!
Вспомнилось Рогачево. Берег быстрой Выдрихи. Над самой рекой, под кустом пламенеющей рябины стоит Вера, в легком беленьком платье и читает на память: «…Буря, скоро грянет буря. То кричит пророк победы»… Ксюша с Верой идут по лугу и Вера говорит такое, что Ксюша долго-долго не могла понять: «Что ты спрятал – то пропало, что ты отдал – то твое». Пожалуй, даже сейчас она не совсем понимает смысл этой фразы. Но она волнует Ксюшу.
Еще сильнее потянуло к Вере. На речку Выдриху, в село Рогачево.
Ксюша решительно поднялась и, вскинув винтовку, направилась в сторону избушки.
«Хватит! Не могу больше терпеть… – прошла десяток шагов и остановилась. – А куда идти? В Рогачево? К Матрене или Симеону? Или может к Гореву?»
Ксюша стряхнула снег с обомшелого пня, снова села.
«Выходит, дурю я. Не просто к людям мне надо, а к товарищам. По ним я истосковалась. А где их искать?»
Снег валил и валил. Ксюша не замечала его. Последнее время она часто так погружалась в воспоминания, думы, что переставала ощущать окружающий мир.
Трудно людей понять. Жила у Устина без малого десять лет. Громадой казался. Скалой. Казалось, навеки в памяти останется. А посадили его в тюрьму, зажила спина от побоев – и забылся Устин. Как не жил. Почему это так?
И Сысой проклятущий забылся.
Выходит, некоторые люди только кажутся огромными, а отвернешься и позабыл.
Зато Вера, чем дальше, тем больше вспоминается. Или Аграфена. Посмотришь, в чем только душа держится. Но всех-то она приветит. Всем поможет. А дядя Егор! Михей! Красавица Лушка! Вспоминаются те, кто о других думает. А такие, как Устин, Матрена, Сысой, Горев бесследно уходят.
Ксюшу вывел из оцепенения какой-то шорох. Подняла голову и ахнула. В нескольких метрах от нее стояла косуля с двумя косулятами, а за спиной, ломая сучья, промчалась маралуха.
– Батюшки! Снега-то вокруг! К утру в пояс навалит. Вот и звери от снегопада подались на малоснежные склоны… – И Ксюша заторопилась к избушке, где ждали ее Ваня-маленький и Арина.
6
Вера сидела за столом, склонившись над бумагами. Светлые, коротко остриженные волосы обрамляли уставшее с морщинками лицо. Она машинально листала страницы объемистой папки с делом о банде Росомахи, но глаза не останавливались на строчках. Они знакомы. Вера читала их неоднократно. Но банда пока неуловима.
Донесения о грабежах, насилиях были краткими, тревожными.
«В Притаежном 25 декабря ограблен кооперативный магазин. Взята выручка, украдены сапоги, мыло, ситец, соль». Далее шло перечисление, чего и сколько, на какую сумму…
«…Сторож жив остался, но от страху пока не может говорить…»
К донесению приложена «визитная карточка», написанная четкими печатными буквами: «ПЛОХО ТОРГУЕТЕ, ВЫРУЧКА МАЛА, НАДЕЮСЬ НА ЛУЧШИЕ ДНИ. РОСОМАХА».
А вот донесение из Гуселетово. Убиты поп и его жена. Описан разгром, учиненный бандой в их доме. Вера передернула плечами, вспомнив место преступления. Ей, как следователю, пришлось выезжать в Гуселетово.
И опять к материалам расследования приложена «визитная карточка». «ИЗВИНИТЕ ЗА РЕЗВОСТЬ. ЗДЕСЬ КОЕ-ЧТО ПЕРЕПАЛО. РАССЧИТАТЬСЯ ЗА ИЗЪЯТОЕ МОГУ В ТАЙГЕ. РОСОМАХА».
В Притаежье и на бывших приисках господина Ваницкого свирепствовала банда. Села и заимки полнились слухами о женщине, которая не только грабит и убивает, но и ведьмует: делает заговоры, напускает порчу на людей и скот. Это больше говорят те, у которых действительно нечего красть, в лучшем случае, есть корова, овечки, свинья или лошадь.
– Кто эта Росомаха, – вслух думала Вера. – Неужели наша Ксюша? Ее исчезновение совпало с побегом Ванюшки, Горева, Якима. Федор уверяет, что это она ведьмует.
Вера представила себе Ксюшу – высокую, стройную. Черные волосы заплетены в тугую недлинную косу, как у невесты, а на виске седина. Черные глаза ее удивительной глубины, живые, но с затаенной грустью. А от них на виски пролегла паутина морщин. На высоком лбу тоже морщины.
– Нет, Ксюша не может творить бесчестное, – твердо сказала Вера. – Да ведь еще в 20-м году, зимой, когда исчезла Ксюша, нашли на реке у полыньи шубейку, мужские рукавицы, цветастый сарафан. Аграфена уверена, что это вещи Ксюши, Ванюшки и Арины. Они, видать, утонули, когда переправлялись через реку. Так и решили тогда рогачевцы. И весной искали в тайге – ни следочка.
Нет, здесь орудует банда, умная и хищная, как зверь, именем которой она прикрылась.
– …Вот тебе
