полагает, что все. его дело жить, а человек жизнь принимает только как возможность что-нибудь делать. Чехов писал, что праздная, самодовольная жизнь не может быть чистой.
Ксюша качнулась на сухом пеньке, уронила руку в огонь, Быстро выпрямилась.
Увидя, что Ксюша открыла глаза, Ванюшка скрипнул зубами от злости, свернулся в клубочек на моховой подстилке. Хотела Ксюша зевнуть, потянуться. Да не смогла: челюсти, тело судорога повела. И поняла: подошел конец ее силам. Еще минута-другая и непременно уснет она.
«Што будет тогда? Ванька сразу же убежит…»
Надо бы встать с пенька, походить у костра, поразмяться. Так, глядишь, и сон отступит, легче было бы думать, но голова клонилась и не было сил заставить себя подняться на ноги, шагнуть. Все кружилось перед глазами, как на ярмарочной карусели, а мозг работал ясно и быстро. А может быть, это только Ксюше казалось, что он работает ясно. А на самом деле в голове, как вихри в буран, мчались клубами разные мысли, а среди серого их беспорядка крутилась одна, не дающая Ксюше покоя: «Иван не спит… Следит за мной, глаз с меня не спускат…»
Ксюша совершенно ясно увидела поляну, покрытую желтым мхом, сухостойные пихты, костер на поляне и у костра себя, уснувшую. Иван, готовый к прыжку. Он убьет ее. И пусть. Нет сил жить дальше! А что Иван потом сделает? Возьмет винтовку и пойдет к людям. И снова будет зло творить. Вспомнились слова Веры: «Желающий жить без труда, не может жить честно. Никогда». Значит отпустить его даже после своей смерти – это предательство перед товарищами, перед памятью Михея, Лушки, Егора.
– …Иван, – голос Ксюши окреп, и силы на какое-то мгновенье вернулись к ней. – Иван, я не могу тебя отпустить! Не могу!
Чтоб не упасть, Ксюша широко расставила ноги, уперлась спиной в березу и подняла винтовку.
– Што ты загрезила?! – закричал Ванюшка. Копившаяся злоба против Ксюши вырвалась истошным воплем: – Росомаха проклятущая!
Ксюша покачнулась. Винтовка прыгнула в руках!
– Убей, убей меня, – кричал Ванюшка. – Но куда ты пойдешь? Тебя народ считает бандиткой, тебе и паскудное прозвище дал. Про тебя небылицы рассказывают. Да ты на любую заимку сунься -бабы иконы поднимут, как от нечисти от тебя зачураются. Любой милиционер тебя увидит – сразу заарестует. Опусти винтарь! Мы грешили-то не просто, – кричал в слезах Ванюшка, – За твоим именем прятались. Банда Росомахи кличка нам, а Росомаха-то ты! Ты! Так куда ты от меня денешься теперь? Одной веревочкой связаны мы, – и метнулся в сторону.
По ключу пронесся порыв свежего ветра. Он рванул клочьями пламя костра и умчался, унося эхо прогремевшего выстрела. Ванюшка дернулся, повалился на моховую подстилку. Привстал… И опять рванул ветер. Ксюше показалось, что духостойник зашевелился, завыл истошным человеческим голосом.
