укрывающий князя и швыряя его вверх в заполненный облаками и туманом потолок. Грохот сотряс пространство, и тройная молния пробила в грудь Сослава, разорвав пелену белого, божественного пространства скрытого до этого момента потолка, открыв чистое утреннее небо, над головой, в котором в панике, роняя перья улетали прочь вороны, ставя точку во всем этом жутком действии. Все стало как прежде, и тишина опустилась на Мир.
Чащун взял за плечи мотающего головой, словно после сильного удара, князя, поставил того на колени и заглянув в наливающиеся мыслью глаза, улыбнувшись, торжественно произнес:
— Род Всевышний! Великий! Боже наш! Ты — единый и многопроявный, Ты — наш Свет и справедливость, Ты есть кладезь Жизни Вечной, Родник Любви безбрежной, Той, что исцеляет Душу и Тело. Славим Тебя, Боже Прави, Яви и Нави. И каждый день трудимся над Душами своими, чтобы быть Мудрыми и Сильными. Слава Тебе, Род Всевышний! Слава всем Родным Богам в тебе сущим!
Вставай княже. Буде с тебя на коленях стоять. Люди ждут. Вернись к ним во славе своей и мудрости.
— Чащун. — Сослав с удивлением посмотрел на колдуна. — Что тут происходит?
— Вселень в тебе сидел. Чужого бога, незнакомого до сего момента посланник. Крепко сидел. Пришлось всех светлых духов в помощь звать, вытаскивать этого клеща.
— Ничего не помню. — Князь смазал ладонью лицо, словно стирая напасть. — А вы почему тут забаррикадировались? — Он, пошатываясь встал на ноги. — Говори Ермох. — Его глаза воткнулись двумя копьями в сотника.
— Так ты нас княже сегодня спалить на костре обещал, вот мы и сбежали из поруба, да к тебе наведались. Узнать, что, да почем. — Улыбнулся тот.
— Я? Спалить? Вас?!! Что за бред. Открывайте двери, хочу народ свой видеть. И порядок тут наведи сотник, а то моя горница на хлев похожа.
— Ну вот. — Засмеялся тот. — Узнаю князя. Все исполню.
Сослав, стоял на крыльце терема, сверкая гневом в глазах, и держа за шкирку, как шкодливого котенка, трепыхающегося Сканда.
— Говори, выкормыш кикиморы, кто надоумил на сотника кляузы писать?
— Все скажу княже, жизнь только оставь.
— Слушаю. — Тело рухнуло к ногам правителя, и заползало по деревянному настилу пытаясь поцеловать сапог, но получило пинок в плече. — Прекрати унижаться, противно смотреть. Рассказывай:
— Черный человек приходил. Сказал, что он пророк нового бога. Его небесный покровитель, рожденный недавно и быстро набирающий силу — Чернобог, собирает свою паству. Старые боги, говорил он умирают, а сними уходят и духи. Их время прошло. Пришло время новой реальности, и тот, кто последует за ним, тот будет править миром.
Он все красиво говорил. Слова все правильные. Ни капли лжи. Приводил примеры из реальной жизни, о свободе рассказывал, все так у него красиво получалось, потом пригласил на новое капище, посмотреть на службу. Сказал, что можно не участвовать, достаточно просто посмотреть. Ведь в том греха нет? Я же не буду славить нового идола и поносить светлое имя своих богов. Я согласился.
Очень торжественное было действие. Шесть жрецов в черных хитонах совершали обряд. Зарезали барашка жертвенного, такого-то у нас никогда небывало, мы все больше хлебушек да молочко на требы оставляем, а тут кровью идол сбрызнули. Жутко все и ново. Гимны пропели, молитвы зачли, и вдруг из идола, сам Чернобог вышел. Красивый, высокий, черным мраком тело окутано, а на плечах алый плащ развивается, кровью капает, на голове рогатый шлем с птичьими перьями, а на плече ворона, с глазами красными-искрящимися. Жрецы на колени упали, лбами в землю уткнулись, а я оцепенел. Смотрю на него, от восхищения сам не свой. Заговорил он со мной. Голос ласковый:
— Молодец, что пришел не побоялся. Я уважаю смелых и решительных. Присоединяйся к моей пастве, и станешь великим правителем. Города и княжества отдам тебе под руку, ибо наступает мое время — время нового бога, и новой правды. Теперь будет править хитрость. Ведь ты хитер? Будет править расчетливость. Ведь ты умен, и знаешь где выгода. Будет править злато. Я тебе его дам!
Согласился я, слишком сильно было искушение. Коснулся тогда бог моего чела и поставил печать свою. Пал я ниц перед ним. Великая страсть вселилась мне в душу.
Он велел мне подняться и сказал:
— Вернешься в столицу княжества и рассыпь вот этот порошок по терему князя. — У меня сам собой в руках мешочек кожаный оказался. — Когда он себя начнет вести не так как обычно, напишешь на сотника донос и станешь на его место. Любого светлого или темного духа, которого сможешь поймать, попробуй для начала на свою сторону переманить. Если же не получится, то оболги перед князем и жги на костре, того же самого порошка в огонь подкинув.
В скорм времени мое войско неисчислимое, во владенья эти войдет. Встретишь его подобающе, ворота крепости откроешь Сослава казнишь и княжество во владения примешь. Веру в меня установишь, как закон неукоснительный. Идолов поставишь. Всех, кто против пойдет, так же на костер, без сожаления.
Исполнишь волю мою — миром править будешь. Не исполнишь, смерти лютой, мучительной предам. Велика сила моя, а будет еще больше.
Сказал и назад в идол свой ушел. Вот так я и стал его рабом беспрекословным, все что он велел выполнил. Еще он сказал, что смерть — это дорога к нему в чертоги, где воины пируют за столом, а им прислуживают прекрасные девы. Скоро войско его будет здесь. — Сканд начал медленно подниматься на ноги и глаза его стали наливаться кровью. — Твое время уходит Сослав, твоим богам приходит конец, твое княжество перестанет существовать, придет царство богатства и истинной правды, но ты этого не увидишь. — Он засмеялся, выплюнув последнее слово звериным оскалом. — Сдохни!!! — В руках сверкнул черный кинжал, но нанести вред князю не успел.
Молниеносным движением, Федогран снес мечем безумцу голову, которая, гулко ударившись о доски настила скатилась, подпрыгивая, по ступеням крыльца в песок, а тело, все еще живое, сделав шаг назад упало к ногам князя, залив ему сапоги пульсирующей струей темной крови. Черное облачко, отделившись от тела, взлетело в воздух, и превратившись в ворону умчалось с истерическим карканьем в небо, где нырнуло в открывшийся, полыхнувший пламенем проем другой реальности.
В полной, наступившей от растерянности присутствующих, тишине прозвучал неестественно громко голос шишка:
— Ох не зря я пристал к этой компании, ну до чего же с ними весело.
Конец первой книги
