как и я. Вонзившись в меня до предела, он разрядился, пульсируя оргазмом в мои сжимающиеся стенки.
Когда Баш закончил, его взгляд поразил меня, как удар кулаком в солнечное сплетение. Как будто он впервые увидел солнце после того, как всю жизнь прожил в темноте. Я не могла этого вынести, учитывая то, насколько беззащитной и уязвимой себя чувствовала, поэтому выгнула шею, прижалась ртом к его рту и наконец закрыла глаза.
Себастьян рухнул рядом со мной, его руки обвились вокруг моей талии, прижимая меня как можно ближе к себе и целуя с такой нежностью, что из моих глаз хлынул новый поток слез.
— Ты ненавидишь меня? — пробормотал он.
Я покачала головой, не желая говорить. Я боялась, что если это сделаю, то скажу, что мое чувство к нему является противоположностью ненависти. Это было для меня слишком. Мы были еще слишком молоды, чтобы даже подумать о таком чувстве, не говоря уже о том, чтобы сказать о нем вслух. Нельзя было отрицать, что у меня никогда не было человека ближе, не считая моей семьи, и все потому, что между нами не было барьеров. Нам не нужно было притворяться друг с другом, потому что мы уже знали уродливую правду, но все равно устояли.
— Не думал, что смогу еще больше себя ненавидеть, и все же… — он провел кончиками пальцев по моему подбородку и горлу, которые жгло от проявленной им жестокости.
— Если ты ненавидишь себя, то тебе придется ненавидеть и меня. Я просила об этом, — я откинула подбородок, чтобы он взглянул на меня. — Ты ненавидишь меня?
— Никогда, — сразу же ответил он.
Я провела пальцами по кровавым линиям на его плечах.
— Я тоже причинила тебе боль.
Его мягкие губы сжались в ровную линию.
— Нет ничего, с чем бы я не справился.
— Ты тоже не сделал ничего такого, с чем бы я не смогла справиться.
— Гребаная Грейс, — опустив голову, он зарылся лицом в мою шею, горячо и сильно обжигая мою кожу.
Мы долго лежали так, молча прижавшись друг к другу, а потом он отнес меня в душ и тщательно вымыл, а затем опустился на колени и стал вылизывать саднящую плоть между моих бедер, пока я не разлетелась на части.
Я написала маме СМС, сообщив, что задержусь допоздна. Она сказала, что я могу переночевать там, а не ехать уставшей, при условии, что вернусь домой пораньше, чтобы позавтракать с ней перед школой.
Пока я разговаривала по телефону, Себастьян растянулся на своей кровати, прислонившись к изголовью. Я переложила телефон из руки в руку.
— Ты не возражаешь, если я посплю у тебя? — спросила я.
Его брови сошлись, посередине образовалась сердитая буква V.
— Что это за вопрос? Я бы владел каждой секундой твоей жизни, если бы мог. Я удивлен, что ты хочешь остаться.
Бросив телефон на прикроватную тумбочку, я забралась на кровать и села рядом с ним у изголовья. Я притянула его руку к своей, переплетя наши пальцы.
— Прекрати. Ты давал мне возможность убежать, а я не убежала.
Баш потянулся к моему лицу, приблизив к себе мои губы. Его язык преследовал мой, углубляя нашу связь, и я вздохнула в его поцелуе. Несмотря на то, что мои губы распухли, я не хотела, чтобы он меня отпускал.
В конце концов он это сделал, прислонившись своим лбом к моему и обхватив меня за шею.
— Если я останусь…
— Ты остаешься, — мягко бросил он.
Мои губы скривились от умиления.
— Если я останусь, не думаю, что сегодня вечером снова смогу заниматься сексом.
— Боже, Грейс. Я знаю. Я практически разорвал тебя на части. Я чудовище, но даже я могу себя контролировать, — Баш отпустил меня, но последовал за мной на мою сторону кровати, положив голову мне на плечо. — Какой твой любимый фильм?
Усмехнувшись, я погладила его шелковистые темные волосы.
— Есть кое-что, что ты должен знать обо мне: У меня с детства была порочная одержимость «Кошмаром перед Рождеством». Ты его видел?
— Не могу сказать, что видел, но знаю, что это такое. Это чувак из твоего блокнота?
— Джек Скеллингтон, да. У меня есть блокнот Салли. Джек и Салли навсегда.
Баш включил свой телевизор, который был подключен ко всем доступным приложениям, и быстро нашел мой фильм. После всего, что произошло за последние пару часов, после напряженности всего этого, мне потребовалось время, чтобы расслабиться, но я это сделала. Голова Себастьяна переместилась на мою грудь, рука обхватила мой живот. Я гладила его волосы, а когда остановилась, он схватил мою руку и вернул ее на место.
Баш стал таким тихим и неподвижным, что я подумала, что он заснул, но тут он не заговорил.
— Сара родилась зависимой от героина. Мама не хотела бросать свою привычку только потому, что она залетела. В детстве у Сары было много проблем, некоторые она преодолела, некоторые нет. Но она никогда не была в порядке. Ее психическое здоровье хрупко, и брак с Брэдли не помогает. Сегодня вечером она смешала свои лекарства с вином. Я так привык к тому, что она где-то в другой реальности, что уже почти не замечаю этого. А вот ты заметила.
Из-за Сары и Себастьяна в мои вены хлынула печаль. Ни один из них не заслуживал этого. Им даже не дали шанса на нормальную жизнь. Мое сердце разрывалось от жалости к ним.
— Да, это так. Я не думаю о ней хуже, если ты об этом беспокоишься.
Баш обнял меня крепче, зарывшись лицом между моих грудей.
— Она не всегда такая. Это из-за воскресных ужинов. Когда мы с Брэдли находимся в одной комнате, мы конфликтуем. Я думаю, он от этого заводится, а я не ухожу от конфликта. Так что да, это стресс. Она принимает сильные лекарства, чтобы с ним справиться.
— Что ты обычно делаешь после ужина?
Он целовал мою грудь через рубашку.
— Курю, рисую, тренируюсь, выбиваю дерьмо из стен.
— Трахаешься? — спросила я, сокрушаясь о своем глупом любопытстве.
Он дрогнул в моих объятиях.
— Иногда. Но это никогда не было так, как у нас.
— Хорошо, — прошептала я. — Тебе нечего стыдиться. Если ты хочешь, чтобы я приходила на ужины, я буду это делать. Если для тебя и Сары это будет слишком напряженно, я буду держаться в стороне, но потом ты должен будешь мне позвонить. Я буду трахать тебя, рисовать с тобой, курить с тобой, выколачивать с тобой дерьмо, ходить на пробежки — все, что тебе нужно, я сохраню воскресенья ясными.
