ему, да?
— Полностью, — закивала я и тут же захихикала как дурочка.
— Ты счастлива, Ник?
— Очень, — осипла я от шкалящих эмоций.
— Блин, Истомина! Я сейчас разрыдаюсь, — надломился голос Максимовской.
— Ты чего? — забеспокоилась я.
— Он тебя увезёт!
— Куда?
— В Москву свою резиновую, что б её черти драли!
— Я не поеду…
— Да ага, расскажи эту сказку кому-нибудь другому, подруга, — всхлипнула Марта, и я тут же услышала на заднем плане голос Фёдора, который принялся ласково успокаивать свою девушку.
— Он не звал.
— Он любит тебя как умалишённый, Ника. Это просто вопрос времени. Я не удивлюсь, если до конца года ты сменишь паспорт и фамилию.
— Марта, — покачала я головой, а сама пальцы скрестила.
— Ладно, Басова ты недоделанная, живи! Но, чур, меня не забывай. Я же люблю тебя!
— А я люблю тебя, Марта.
— Всё, прощай. Я пошла реветь! — и отключилась, пока я стояла и слепо смотрела в окно, на то, как два голубя уселись на ограждение балкона и склонили к друг дружке свои пернатые головы.
Минуты через три вспорхнули, а я отмерла и вздрогнула, так как в моей руке вновь завибрировал телефон, оповещая о входящем звонке. Я думала это снова Максимовская, но на этот раз номер был незнакомым. С тремя шестёрками на конце.
— Алло? — решилась я всё-таки принять вызов.
— Вероничка, — услышала я хрипловатый и тягучий как мёд голос в трубке. И явно пьяный.
— Аммо?
— Я, — довольно выдавил тот.
— Откуда у тебя мой номер?
— Я душу дьяволу продал за ночь с тобой…, — пропел он, закашлялся и рассмеялся.
— Странный выбор собеседника в шесть утра воскресенья, не находишь?
— Ну мы же не враги, Вероничка, — поцокал языком. — Помнишь, как я тебя в не за правду любил, м-м?
— Ты бредишь, Аммо?
— Отнюдь. Я просто самых честных правил.
— Сомнительно, но допустим. Дальше что?
— Дальше? Ах, точно. Вероничка, дорогая ты моя, люби-и-имая! — я даже не удержалась и беззвучно рассмеялась, слушая его пьяные в дугу речи. — Свет очей моих, услада сердца моего…
— Раф!
— Он сказал тебе? — его тон с дурашливого в одно мгновение трансформировался в жёсткий и хлёсткий.
— Кто?
— Ника, Ника, Ника… не тупи-ка!
— О чём ты? — сглотнула я и почувствовала раздражение от этого разговора.
— О том, почему Ярик задержался в нашем славном городе? Почему подкатил к тебе? Почему вновь упорно бил челом и с надеждой заглядывал в твои глаза?
Ноги мои подкосились, а горло забил прогорклый ком надвигающейся катастрофы. От шока я не могла произнести ни слова, только открывала и закрывала рот, словно выброшенная на берег рыба. И чувствовала, что вновь умираю.
— А ты поверила, да? — продолжал глумиться надо мной Аммо, а я только и была в состоянии, что слушать его и распадаться на атомы. — Любовная любовь, все дела?
Да, я поверила…
— Уже придумала имена вашим детям, Вероничка? В твоей голове отзвонили брачные колокола? Оу… прости, я не хотел тебя расстраивать, милая моя…
Отбросила от себя телефон, в котором всё что-то болтал Аммо и смеялся как спятивший Джокер, а затем схватилась за голову и принялась раскачиваться на табурете из стороны в сторону, не понимая, что делать.
Кому верить?
Ведь Ярослав сказал мне, что ничего не было, кроме любви. А я должна была ему верить! Ему одному! Так? Так! Вот я сейчас пойду к нему и всё…
Экран телефона вспыхивает от нового входящего сообщения. Это СМС-банкинг. Кто-то пополнил мою карту на шестизначную сумму. Я впадаю в оторопь, но оторвать взгляд от мобильного не могу. Я уже не в себе. И мне бы бежать и пытать Басова, а я сижу тут в полнейшем ступоре и зачем-то читаю входящие от Аммо.
«Это тебе компенсация, Истомина. Мальчики баловались, не обессудь. Купи себе бусики-трусики и не грусти. Жизнь — боль, всякое случается».
И следом три аудиофайла, которые я незамедлительно принимаюсь слушать.
Первый:
«— Надолго вообще к нам?
— Постараюсь побыстрее всё закончить с подготовкой к строительству и свалить.
— А что так?
— Провинция. Скучно. Пресно. Клубы. Доступные тёлки. Голимая муть…
— Ты просто не всех перебрал, Бас. Есть тут одна Снежная Королева. За три года на потоке никто склеить не смог.
— Даже ты?
— Даже я.
— Красивая?
— Крем де Ля Крем. У нас даже ставки денежные ставили, кто уведёт главный приз и сорвёт вишню, но воз и ныне там.
— И много на кону?
— Прилично. Но суть дела не меняет. Тут уже скорее спортивный интерес.
— Ну, допустим, заинтересовал.
— Вангую — провалишься. Так же, как и все.
— Спорим, что нет?
— Давай».
Второй:
«— В жопу засунь себе свои игры, Аммо.
— Скажи, что не мечтал об этом все эти годы.
— Да мне насрать на эту тёлку! Ясно тебе?
— Да не вопрос.
— Хоть ещё раз её натяни во все щели. Плевать!»
И третий:
«— Передумал?
— Угу.
— И какой план?
— Поиграем. Обещаю, больно не будет.
— Лжец.
— Да. Будет хуже…»
Боже…
Вероника
«Мне насрать на эту тёлку… Хоть ещё раз её натяни во все щели. Плевать… Поиграем».
Эти ужасные слова словно набатом гремели в моей голове, пока я не согнулась пополам, хватаясь за шею обеими ладонями и сжимая её так сильно, что сделалось дурно. Но только бы не орать в голос. Не показывать, как мне было больно в эту унизительную минуту моей жизни. Как в одно мгновение разбился мой воздушный замок, который для меня отстроил Басов сегодняшней ночью.
Вот, смотри, Ника, это всё для тебя! Хлопай в ладоши, это же целое ничего!
Слёзы одним сплошным солёным потоком потекли по щекам, а кровь вместо бурлящей эйфории, обернулась серной кислотой.
Как он мог? Что же за чудовище я полюбила? Что за ядовитого паука пригрела на груди?
Чертов бездушный шахматист. Ведь я должна была помнить, что Басов не остановится ни перед чем, чтобы достичь желаемого. Наоборот, с превеликим удовольствием примется гонять несчастную пешку по доске, пока вдоволь не налюбуется её слезами. А дальше — в расход.
Сорвалась со стула и заметалась по комнате, с каждой секундой погружаясь в шок всё глубже и глубже. Пока в ушах не зашумело, а сердце не задохнулось от обиды и надвигающегося полного краха моей израненной души.
Что делать? Боже, как же быть?
Кинулась в прихожую, распахнула створки шкафа и уставилась на ту самую биту, которую мне однажды подарила Максимовская, будто бы зная, что она мне, рано или поздно, но пригодится.
«По харе Басова бить этим местом».
Схватила ее и бросилась в спальню, с каким-то отчаянным порывом сделать этому