полок стояла черно-белая фотография в рамке. Женщина в шляпке держит под руку мужчину, опираясь на родстер годов 20-х. На ней, похоже, платье, которое я только что купила по немалой для такого места цене, а на нем знакомая рубашка…
Медленно повернула голову, встретившись взглядом с продавцом. Озарение пришло в мою голову и подтолкнуло меня быстрее к выходу, пока мужчина не передумал, отдавать ли мне платье.
У ворот дома прямо перед порогом стояла картонная коробка, в которую запросто мог поместиться маленький телевизор, который стоит на большинстве русских кухонь начала двухтысячных. Хорошо, что я заметила ее первой именно с этой стороны. Папе бы не понравилось споткнуться об нее ранним утром.
Коробка запечатана скотчем, без каких-либо записок и картинок, но и запаха опасности я не чую. На всякий случай посмотрела по сторонам в поисках почтальона, но темная улица была пуста. Присев, сделала дыру ногтем в скотче между закрывающими верх частями и прошлась до конца, как канцелярским ножом. Увидев содержимое, соляная кислота рефлекторно обожгла горло.
Лучше бы бомба.
Внутри находилось около пятидесяти банок персиковой газировки, которой когда-то упивалась компания фриков на заброшке. Та самая бодяга, после которой даже у меня живот крутило. Между холодным алюминием застрял кусок бумаги, который расставил все на свои места.
«Дорогая Ливана,
спасибо за приглашение. С удовольствием и для удовольствия буду твоим спутником. В качестве ответного жеста дарю тебе эту скромную партию вкусняшек, которую когда-то пришлось забрать со склада.
Юри»
Шумно вздохнула. Понятия не имею, что теперь делать с этой химозной жижей, да еще в количестве около восемнадцати литров. Маму удар хватит, если я принесу такую отраву домой.
Подвинула коробку ногой на стык заборов между нами и соседями. Скорее всего дворник примет это за мусор и утром оттащит на свалку. Если от холода они не взорвутся и не разлетятся по всей улице.
В комнате меня ждал сюрприз. На кровати лежала самая обычная по своей форме карнавальная маска, только мама расписала ее похожими узорами, какие были на маске для Филиппа. Золотистые линии потрясающе смотрелись на черном фоне. Аккуратно переложила творение на стол и развязала покупку. Платье и без того было мятое, пришлось применить немного магии, разглаживая его. Примерила и будто в мешке из-под картошки утонула, оно явно было великовато на пару размеров, даже бант на спине не спасет.
Маркус и его команда осматривали меня своими черными глазками и отрицательно двигали усиками, высказывая свое мнение.
— Ушьем его завтра с утра. Нужно доделать плащ.
Больший остаток работы мои помощники закончили, пока меня не было дома, за что я им очень благодарна. К Филиппу домой я направилась уже ближе к позднему вечеру, не в силах сдерживать радость от проделанной работы. К тому же, если есть какие-то неточности, быстро их залатать.
— Подними голову, — приказала я, застегивая пуговицы на горловине рубашки на Филиппе.
— А это не слишком… по-клоунски?
— Ты, наверное, хотел сказать «вычурно». Нет, там все такие будут.
— Я же не в театре играть собираюсь, а на дискотеку.
— Ты ставишь под сомнение мой вкус?
— Нет, — не успел закончить парень.
— Тогда стой и восхищайся. А теперь плащ, — и я эффектным выбросом ткани за спину Филиппа застегнула последний штрих черной сверкающей брошью на груди. Отошла на шаг, осматривая свое творение. Гордость так и гладила по головке.
Над образом Филиппа я голову не ломала — вдохновленный произведением Гастона Леру, которое я могу читать и слушать в опере без остановки. Обычную белую рубашку мы с жуками украсили объемными рюшами, плащ из черного бархата расшили бисером, создавая видимость ночного неба (над ним работала целая колония муравьев), с серебряными нитками, атласной подкладкой. Ушили брюки, заправили в высокие сапоги, больше подходящие для конного спорта, добавили массивный ремень и перчатки и, конечно, завершили символом Призрака Оперы — маской, закрывающей одну сторону лица. Если не это идеальный образ для Филиппа, то пусть меня заставят выпить ящик газировки.
— Чего ты так смотришь? — спросил парень, поправляя рукав.
— Просто любуюсь, — наверное, в моем взгляде и дурацкой улыбке слишком явно читалось восхищение и влюбленность в образ. Или в Филиппа в этом образе.
Или в Филиппа.
— Ты такой красивый, — сделала я комплимент и тут же опомнилась. — Благодаря мне.
— Уверен, что скажу это завтра и тебе. Хотя, сейчас ты красива, как и каждый день.
Я молчала, находясь под внимательным взглядом парня. В горле запершило, по телу прошлась волна жара.
— Надеюсь, ты сможешь завтра надеть ее самостоятельно, — я достала из рюкзака маску и подошла ближе, показав, как ее правильно крепить.
— Мы не поедем завтра вместе? — горячее дыхание Филиппа задело мою руку на его щеке.
— Лучше тебе заехать за Изабеллой. Так романтичнее.
— Лив, — Филипп взял мою руку и остановил на своей щеке. Он смотрел мне в глаза и выглядел серьезным. — я бы хотел пойти с тобой, а не с ней.
— Филипп, остался один день. Рисковать уже нельзя. Неужели она тебе не нравится?
— Нравится, но послушай. Действительно, остался один день, так почему бы нам просто не оставить все на своих местах, раз так случилось.
— Мне пора домой, — скороговоркой выпалила я и выдернула руку. Спешно принялась застегивать рюкзак, стоя спиной к парню. Мне нельзя тут оставаться и дать ему себя уговорить. Нечестно по отношению к Филиппу испортить все на финишной прямой. Я не смогла исправить то, что натворила, так пусть это сделает другой человек. Понимаю, ему страшно, но он осознает, что так было нужно.
— Лив, неужели ты не видишь? Ты единственный человек, который называет меня полным именем, а не тремя буквами. Когда ты приходишь, в этом паршивом холодном доме становится светлее, и дело даже не в открытых шторах. Тебе никогда не надо было штукатурить меня, чтобы просто находиться рядом. Я знаю не только твой секрет, но и тебя. Я знаю, что у тебя зеленые глаза, когда их освещает солнце. Я замечаю, что ты ешь только овощи и гарнир, потому что ты вегетарианка. Как ты помогаешь мне сблизиться с другой девушкой, забив на школу, сон, свою магию. Защищаешь от злых кассирш, — Филипп усмехнулся. Я чувствовала, как он подходит все ближе. — Я вижу, как тебе больно, ты действительно раскаиваешься. Но, Лив, я не обижен на тебя. Более того, ты сделала из меня настоящего меня, и я могу это принять. Осталось только тебе простить меня и… принять.
Я медленно повернулась, прекрасно зная, что меня обезоружат щенячьи глазки. Филипп всем
