в шатер, когда командующий ест.
— Прошу меня простить, но ситуация требует осмысления… вашего осмысления, — сказал ротмистр и чуть опустил глаза.
«А вот это уже серьезно», — подумал Делагарди.
Обычно его адъютант, эмоции которого генерал научился считывать, строил из себя всезнайку, имея свое видение любой проблемы. Хорошо, что не высказывался и не пытается навязать свои мысли, хотя… он тогда бы пошел командовать штурмовой ротой. Значит случилось что-то неординарное.
— Ну, и чего вы молчите? — выкрикнул генерал.
— Прибыл вестовой из Пскова, а до того в Псков прибыл вестовой из Новгорода… — адъютант замялся.
— Олаф, задери тебя дракон! Не мямлите! — Делагарди бросил кусок мяса в котел, от чего брызги бульона чуть обожгли его лицо.
— В Новгород вошли русские конные части, в Псков зашли казаки. Оттуда вытеснена шведская администрация. Были случали избиения. О жертвах и погибших не сообщается. У городов поставлены палатки и шатры, где и предлагается оставаться шведским войскам и интендантам. Казаки не стали под Псковом ставить лагерь, а послали… далеко и грубо. В городах оставались места, где некоторые части, к примеру рота французских мушкетеров, закрылись в домах и не пускают туда русских, — скороговоркой, словно окунувшись в омут с головой, докладывал адъютант.
— Чем они такое объясняют? Русские же обещали, что эти города будут в нашем распоряжении для обеспечения военной логистики! — растерянно спрашивал генерал.
— Они и утверждают, что нарушать поставки не будут, даже предлагали людей дать для помощи, но в города пускать станут только по дозволению русских комендантов, — отвечал Олаф. — А еще… русские обвиняют Вас, господин генерал, в том, что Вы предупредили поляков в Риге о русском набеге на город. У них есть какое-то письмо. Казак…
— Кто комендант Пскова и Новгорода? Скопин-Шуйский там? — спросил Делагарди, перебивая доклад подчиненного.
— Нет, генерал русского главнокомандующего в этих городах нет! В Пскове головой себя провозгласил казачий вожак Иван Заруцкий. Он ранен, потому за него много решает заместитель. Ну а в Новгороде лютует Захарий Ляпунов, — продолжал свой доклад ротмистр.
— Письма с докладами и вестовых ко мне!.. А почему Ляпунов лютует? Вы же говорили, что русские стараются не убивать подданных шведского короля? — Делагарди начинал испытывать холодную решимость, отринув эмоции.
— Много жителей Новгорода поддерживали нас… нашего короля Карла, вот их и отсеивают. Есть слухи, что таких людей отправят в русскую далекую Сибирь, — отвечал адъютант.
Делагарди оценил ход русских. Вполне изящно. Можно было поаплодировать тому, кто придумал так обхитрить шведов. Можно, но Яков чувствовал себя брошенной невестой, которую до свадьбы лишили девственности и в обоих случаях, что с обманом русских, что с невестой, не до аплодисментов.
Нет, не был швед столь наивным, чтобы не предполагать вероятные ходы московитов. Но не сейчас, у них же война! Сигизмунд, если сведения генерала верны, рвется к Москве. Туда нужно направлять все силы, спасать свое государство. А они… разбив поляков под Смоленском, освободили свои силы и отправили их для контроля городов, которые шведы хотели оставлять за собой после войны, или иметь часть русских территорий в качестве компенсаций за то, что шведские солдаты проливают кровь за русских.
Но договор был нарушен именно шведами. Казаки не добились внушительных успехов в набеге на Ригу. Да, теперь этот город разом лишился половины своих ремесленников, которых бездумно бросили против не таких уж и диких и мужицких казаков. По некоторым сведениям казаки умудрились и что-то награбить и людей увезти, но они явно рассчитывали на большее.
— Они отправили в северные города только конные части? — спросил Делагарди.
— Нет. В Псков направляется два стрелецких полка, в Новгороде так же есть два полка, но в обоих городах было большинство конных, — отвечал адъютант.
— Эх, Шютте… гори в аду! Кто тебя просил так явно помогать полякам, а, получилось, что и русским? — чуть слышно проговорил Делагарди.
Якоб Пунтусс решил написать королю о том, что сделал Шютте и намекнуть, что нужно бы и расследовать, почему у русских появилось письмо. Это или слишком топорное исполнение тайного дела, или… может ли Шютте продаться? Каждый может.
Шютте воспитатель наследника, а тот был сильно впечатлен после посещения русских войск. Откуда у наследника шведского престола Густава Адольфа столько почитания личности русского короля? А потом и страха перед царем? Неужели русский правитель оказался столь хитрым и расчетливым, что просчитал характер шведского принца и уже воспитал под себя Густава Адольфа? Нет, это слишком сложно в исполнении.
— А что дальше? — сказал сам себе Делагарди, когда ознакомился с принесенными адъютантом бумагами. — Брать Полоцк и удачно его продавать! Ну и пусть в Стокгольме решают, я свою работу выполняю, как положено.
На следующий день шведские войска, потеряв убитыми семь сотен человек и еще тысячу раненных, из которых не менее восьми сотен воинов умрет, взяли приступом Верхний замок в Полоцке. К вечеру сдались и защитники Нижнего замка, который оказывался под плотным огнем из Верхнего.
Вот только на Могилев идти Делагарди не спешил. Это был бы серьезный отрыв от своих коммуникаций. Если прекратится снабжение армии, то все будет бесславно закончено. Однако, одвуконь в Ревель были отправлены вестовые с сообщениями для короля. Скоро корабль донесет до короля новости о взятии Витебска и Полоцка. Свою миссию Якоб Пунтусс знает и делает, что нужно качественно, и не от него зависело то, что русские города стали враждебны шведам и оттуда будут выселены те, кто ранее поддерживал шведского короля.
*……………*……………*
Могилев
30 июня 1607 года
Юрий Дмитриевич Хворостинин въезжал в Могилев. Чинно, горделиво, одетый в лучший свой доспех, скорее тот, что более остальных сверкал на солнце. Это был юшман, что еще славный великий предок иногда одевал в бою.
Отец нынешнего воеводы, Дмитрий Иванович Хворостинин, был гениальным военачальником, и Юрию Дмитриевичу было сложно жить в его тени. Жажда венных побед, стремление быть таким, как отец — вот главное, чем жил Хворостинин-сын. И пусть отец, ранее бывший отнюдь не в числе знатнейших людей державы, своими славными делами сильно продвинул род в местничестве, Юрию все еще не хватало знатности, чтобы участвовать в распределении важных военных постов. И сейчас свой шанс Юрий Дмитриевич не собирался упускать.
Пока у Юрия Дмитриевича не было возможности проявить себя, как полководец. Он оставался в тени Михаила Скопина-Шуйского. И вот Хворостинин получает назначение быть первым
