пальцами. Он все еще был одет в черный пуловер с капюшоном.
— Выспались? Тогда можем начинать.
Он взял секатор и зажал ее большой палец между лезвиями.
Сердце Хелен екнуло. Она попыталась приподняться.
— Подождите! — проскрежетала она.
Он опустил ее голову на скамью.
— Вы солгали и нарушили правила.
Но я разгадала твою загадку, проклятый ублюдок! — хотела крикнуть она, но это еще больше взбесило бы Карла. Сохраняй спокойствие, приказала она себе. Ты читала протоколы Розы Харман, ты знаешь, что она с ним сотворила. Ты слышала аудиозаписи сеансов и кассеты, которые наговорил Карл. Все равно он оставался для нее закрытой книгой, хрупким и сложным созданием, одно неправильное слово могло стоить ей жизни.
— Вы загадали мне загадку, и я изучила вас. Я могу вас понять… я знаю, кто вы.
— Неужели? — Он повесил на потолочный крючок керосиновую лампу. — Перебои со светом. К сожалению, сегодня придется оперировать так. — Он покрутил регулятор, и стало светлее. — И кто же я? — Он стянул с головы капюшон.
Его светлые волосы, мокрые от дождя, липли ко лбу и завивались на висках. Голубые глаза с длинными ресницами — и этот пронзительный взгляд! Психопат с внешностью ангела.
— Кто я? — Он сильнее сдавил ножницами палец.
— Штрувельпетер.
На его лице не отразилось никакой реакции, но давление ножниц ослабло.
— Кто? Вы меня за сумасшедшего держите?
Хелен сглотнула. Много бы она отдала сейчас за стакан воды, чтобы избавиться от отвратительного вкуса во рту и собраться с мыслями. В комнате для сеансов терапии этот разговор с Карлом не представлял бы никакой трудности, но здесь ее мысли скакали как бешеные.
— У вас остались ужасные воспоминания о строгом воспитании в детстве. Вы сохранили не только душевные, но и телесные шрамы. Вам никогда этого не забыть. Но вы хотите их внутренне переработать, справиться с ними. — Хелен подумала о перечисленных Сабиной Немез убийствах. — Поэтому вы примерили на себя роль Штрувельпетера. Он помогает вам избавиться от жестоких рассказов из детской книги, которые засели у вас в голове.
— Чушь!
Хелен знала, что она на правильном пути.
— Вы инсценировали истории, разыгрывали сцены и переносили незабываемые страдания на других. И это работало.
— По крайней мере, какое-то время, — прошептал он.
— Это естественно. Я могу вас понять.
— Ни хрена вы не можете! — Давление ножниц снова усилилось.
— Можно я вам кое-что скажу? — прохрипела она. — Обычно насилие — это результат подавляемых чувств. В вашем случае все наоборот. Доктор Харман своей терапией привела вас в такое состояние, словно со скороварки сорвали крышку. — Хелен подождала, пока информация уляжется в голове Карла и его взгляд снова станет ясным. — Насилие, которое вы применяете к своим жертвам, есть результат высвобожденных хаотических чувств — запертых воспоминаний о вашем детстве.
— Я не виноват в этом.
— Карл, я знаю. — Хелен попыталась улыбнуться, но у нее не получилось. Он бросил Дасти одного на улице, и больше всего ей хотелось всадить ему в грудь скальпель. — Доктор Харман своей слишком короткой интенсивной терапией спутала все ваши чувства…
…и произвела монстра.
— И чтобы это исправить, вы выбрали меня для вашей игры.
— Нет, я выбрал вас потому, что Роза спит с вашим мужем.
Хелен закрыла на миг глаза и подумала о Франке, этом мерзавце. Он будет сейчас разыгрывать из себя джентльмена на празднике, даже не подозревая, где она. Вспоминает ли он о ней вообще, кроме того, что он считает, что жена пренебрегла своими обязанностями хозяйки?
— Правильно. Роза меня обманула точно так же, как и вас. Но есть еще причина. Ваше подсознание выбрало меня, чтобы решить эту загадку, потому что в глубине души вы ищете спасения. Настоящей помощи.
— И вы всерьез считаете, что можете мне это дать?
— Ключевое слово — месть, правильно?
Карл опустил секатор. Лезвия сошлись, и он со всего размаха воткнул ножницы в дерево рядом с головой Хелен.
— Вы убеждены, что месть женщинам, которые встретились вам на жизненном пути, приведет к очищению.
— А вы в чем убеждены? — спросил он.
— Ваша месть катализатор. Вы открыли мне глаза на мужа. Не только женщины лгут и изменяют. Мужчины тоже! У моего мужа есть любовница, и ваша месть подталкивает меня к разводу…
…и к новому началу — если Карл оставит меня в живых.
— Я не мстительный, — возразил он.
— Я не имею в виду месть из алчности или зависти. Месть может стать для жертвы освобождающим чувством.
При слове «жертва» что-то изменилось в лице Карла. С потерянным взглядом он произнес:
— Бывают дни, когда мне кажется, что я взаперти. Словно передо мной тысячи прутьев, в которые постоянно упирается мой взгляд. За ними ничего нет. Время от времени прутья расходятся на один миг и вновь смыкаются — как зрачки кошки. Тогда я вижу, что там. — Карл замолчал и уставился на свет керосиновой лампы. Вспышка молнии отбросила тень на простыню. Карл, казалось, не заметил громового разряда.
Услышав последние слова Карла, Хелен невольно подумала о стихотворении Райнера Марии Рильке. Возможно, из-за различных травматических событий в своей жизни они испытывали похожие чувства.
— Да, я жертва, — прошептал он. — Я должен это сделать. — Он выдернул попугаевидные ножницы из деревянной скамьи.
— Карл, будьте благоразумны. Даже если мы не поехали в переулок Кобенцльгассе, полиция найдет этот подвал.
Карл не выглядел обеспокоенным. Где бы они ни находились, в доме его матери или в другом месте, Бен и следователи из Германии найдут их. Она просто должна выиграть время.
Карл опустил на нее взгляд.
— Не надейтесь. Мы не в подвале. — Он приглушил свет керосиновой лампы.
Хелен инстинктивно уставилась вверх. Крюк для лампы крепился к дереву. Только сейчас она заметила балки, которые проходили под крышей. Куда, черт возьми, он ее затащил? Глухой стук заставил ее вздрогнуть. На этот раз не раскат грома. Какой-то треск, словно порыв ветра захлопнул тяжелую дверь. Но этот шум донесся не снаружи… а снизу. Дверь хлопнула снова. Эхо загудело вверх по этажам через лестничные пролеты.
Он держит меня на чердаке!
— Я сейчас вернусь, и начнется веселье.
Карл сунул ей в рот кляп и исчез за простыней.
Дверь открылась и потом захлопнулась. Скрипучие шаги затихли где-то внизу.
Ножницы он, как назло, унес с собой.
37
Старое здание в переулке Трайзенгассе выглядело как серый бункер межвоенного периода. В этом извилистом строении с эркерами, арочными проемами и внутренними двориками располагалось не менее пятидесяти квартир. Стекающая по ржавым водосточным желобам дождевая вода за все эти годы
