меня свободной ладонью по спине.
— Что, простите?.. — переспросила, продышавшись, и Глеб так же спокойно повторил:
— Я собираюсь расставаться с Альбиной.
На языке вертелся ещё миллион вопросов. Самым главным, наверное, был тот, который звучал как: «А зачем вы мне об этом говорите?!», но задала я другой.
— Из-за Алисы?
— Нет, — Глеб покачал головой. — Точнее, и из-за неё тоже, но не главным образом. Я просто понял, что не люблю Альбину. Ты сама недавно говорила мне, что, если люблю, я должен бороться за эти отношения, не давать Алисе их разрушить. Если… Ключевое слово. Я подумал и понял, почему на самом деле всё это время не пытался ни за что бороться. Не люблю.
— Но как же… — Я отставила кружку в сторону, на прикроватную тумбочку. Руки и так дрожат, не хватает ещё обвариться. — Вы сами упоминали, что встречались со своей невестой несколько лет… Любили ведь? А сейчас что же — разлюбили?
— Нет. Стыдно признаться, Зойка, но я и не любил. Понимаешь… у меня была очень больная первая любовь. Больная и тяжёлая. Разрыв я пережил, но с тех пор ни к кому не испытывал сильных чувств, в том числе и к Альбине. Она просто была удобна мне. А когда в моей жизни появилась Алиса, она резко перестала быть удобной.
— Звучит ужасно… — Я поморщилась.
— Знаю. Гордиться мне нечем, столько времени морочил голову девушке. Оправданием может служить если только тот факт, что я не специально. Более того, я всерьёз собирался жениться на Альбине, кольцо даже купил.
— О-о-о…
— Да. Сейчас мерзко от самого себя, честно говоря. Я поэтому к тебе и пришёл. Ты меня… успокаиваешь. Примиряешь с собой, что ли…
— Могу успокоить вас ещё кое-чем, — вздохнула я и, решившись, вкратце рассказала Глебу свою историю любви. Чтобы он не считал себя законченным мерзавцем. В конце концов, искренне заблуждаться или искренне делать человеку гадость — это, как говорится, две большие разницы.
Глеб слушал очень внимательно и серьёзно и, когда я закончила, тоже отставил в сторону чашку с почти допитым чаем, а после взял меня за руку. Сжал мою ладонь в своей и негромко сказал, зачем-то подсаживаясь чуть ближе:
— Значит, ты тоже получила прививку от любви…
— Что вы имеете в виду? — поинтересовалась я, не в силах отодвинуться. Несмотря на то что понимала — кажется, происходит что-то не совсем правильное. Точнее — то, что я считаю не совсем правильным…
— Ты сильно любила, но тебя предали, и теперь ты больше не хочешь никого любить. Словно любовь — это болезнь, и первое чувство обеспечило нам с тобой неплохую прививку от дальнейших заболеваний… Не знаю, как ты, а я до недавнего времени точно не ощущал ничего похожего на то подзабытое чувство.
— До недавнего времени? — выдохнула я взволнованно. В ушах зашумело, и сердце… кажется, решило выпрыгнуть из груди.
— Да, до недавнего времени… — прошептал Глеб и проникновенно попросил: — Посмотри на меня, Зойка…
Разве я могла отказаться? Нет, наверное, могла, но… мне ведь и самой хотелось на него посмотреть!
А в следующую секунду после того, как я поймала взгляд Глеба — взволнованный, ищущий, полный нежности и страсти, — мир закружился в бешеном водовороте чувств, захватывая меня в свой отчаянный танец, и я не сразу поняла, что на самом деле это никакой не танец, а поцелуй. Наш первый поцелуй.
Просто от него, как и от всего остального, что последовало за ним, у меня закружилась голова, а следом из неё начисто вымыло абсолютно все внятные мысли…
98
Глеб
Зоя была такой отзывчивой, она откликалась на каждое его движение, каждый вздох, ловила своими губами его губы, встречала взгляд — открыто и честно, словно Глеб проникал в её тело не только в физическом смысле, но и ещё в каком-то другом. В том самом, из-за которого с одним человеком хочется быть рядом, разделяя с ним и горести, и радости, и жизнь, и смерть, — а от другого просто мечтаешь поскорее уйти. Руки, ноги, голова — всё одинаковое, отличается только формой, но содержание, то, что наполняет форму, — разное. Может, это и называется душой? И именно к ней и тянулся сейчас Глеб, стремясь быть как можно ближе, чтобы коснуться, обнять и уже никогда-никогда не отпускать…
Позже, когда Зоя уснула, положив ему на грудь — туда, где билось сердце, — свою маленькую ладонь, Глеб размышлял о том, что делать дальше. И да, он отлично понимал, что, по сути, они с Зоей совершили ошибку — нужно было немного подождать. Хотя бы до того момента, как он окончательно разберётся с Альбиной и их прокиснувшими отношениями. Нужно было сдержаться… Но у Глеба не получилось. Рассказ Зои про этого Марата, который сделал ей больно, сработал как катализатор чувств и желаний — и Глеб словно куда-то улетел, забыв про логику и собственные возражения.
И — нет, на самом деле он не жалел. Как можно жалеть, когда впервые в жизни оказался в постели по взаимному чувству? Зоя не признавалась ни в чём подобном, но Глеб понимал, что именно видит в глубине её глаз. Не реагировала бы она настолько остро и горячо на каждое прикосновение, если бы не любила.
А всё остальное…
С Альбиной он поговорит завтра же, больше не будет откладывать, да и некуда. И с Зоей. Точнее, сначала с Зоей, а потом с Альбиной. И всё будет хорошо…
С подобными мыслями Глеб и уснул, не подозревая, что на следующий день всё произойдёт совершенно не так, как он планировал.
99
Зоя
Я проснулась посреди ночи от странного ощущения, что на мне лежит не одеяло, а чья-то рука. Тяжёлая и горячая. Резко распахнула глаза и, несколько раз ошеломлённо поморгав, попыталась понять, так ли это или мне всё приснилось?
Оказалось — не приснилось. А ещё я внезапно вспомнила происходящее несколько часов назад, когда мы с Глебом… о-о-о… Да блин, мне так классно ни разу в жизни не было! Ни с Лёшкой, ни тем более с Маратом, тот вообще не церемонился. А Глеб… Он меня просто на небо отправил. Где-то я слышала выражение, что оргазм — это маленькая смерть, и вот у меня этих смертей
