главе с Беличем. В 1378 г. Мамай в отместку опустошил рязанские земли, но не осмелился вторгнуться в пределы Московского княжества. Уверенность в том, что Орду можно победить, собиралась по крупицам. Важную роль сыграла христианская идеология, заискрившаяся новыми гранями.
В период монгольского ига оформилась теория «казней Божьих» – неминуемости бед и страданий земли Русской. Согласно ей, разные периоды в истории Руси ставятся в зависимость от нравственно-религиозной обстановки, складывавшейся в те или иные времена. Под пером летописцев в «кару Божью» обращены набеги на Русь кочевников и особенно монгольское нашествие. Виной всему прегрешения и безнравственная жизнь элиты и простого люда, что вызвало кару Божью. Природные катаклизмы и бедствия также посланы Богом за грехи и отступления от веры населения Руси.
Поэтому все беды и напасти следует принимать со смирением: чем жестче испытание, тем больше оно способствует исправлению грешных и заблудших. «Казни Божьи» – призыв к покаянию, смирению, покорности и повиновению. Эта теория получила законченный вид в сочинениях Серапиона, епископа Владимирского (нач. XIII в. – 1275), проповедника и мыслителя, пытавшегося разработать нравственно-религиозное осмысление истории.
О Серапионе известно лишь, что он был монахом Киево-Печерского монастыря, в котором с 1249 по 1274 г. занимал должность архимандрита. На кафедре епископа Владимирского он в преклонном возрасте пробыл всего один год, назначен в 1274 г., умер в 1275 г. До нас дошли всего 5 произведений Серапиона, написанные в стиле поучений. Наиболее известное из них «Слово преподобного отца нашего Серапиона». Сквозным для всех трудов Серапиона был мотив, что «томление и муки» монгольского нашествия ниспосланы Богом за падение нравов и христианского благочестия. Отпадение от правды Христовой привело к многочисленным бедам и невзгодам, в том числе и к утрате Русью независимости. Этот тяжкий грех можно искупить лишь смирением, покаянием и подчинением воле Божией.
В конкретных условиях монгольского ига проповедь смирения и непротивления проводникам кары Божьей – монголам имела дезорганизующее начало, исповедовала покорность, осуждение попыток бороться с поработителями. По сути, это была проповедь пораженчества, ибо Божьему гневу нельзя противиться, а следует лишь с должным смирением принять и сосредоточиться на нравственном возрождении. Иго, как Божья кара, по мысли Серапиона, способно духовно оздоровить народ, и в этом епископ видел позитивное значение обрушившейся на Русь беды.
С точки зрения христианской догматики смирение относится к одной из главных ценностей внутреннего мира верующего человека, но в конкретных исторических условиях того времени оно рождало лишь фатализм, покорность судьбе и безучастное отношение к судьбе страны. Серапиона волновали не столько беды, постигшие Русь, сколько проблемы совершенствования духовного мира верующих на началах христианских истин. Он – духовный наставник, уверенный, что любые испытания преодолеваются смирением и покаянием в грехах.
В. Мильков обоснованно пишет: «Теория казней с ее историософским по сути познавательными установками в редакции Серапиона приобретает сугубо прикладной, подчиненный задачам церковного учительства характер. Для него главное извлечение из уроков истории назидательного смысла»[531]. Он предостерегает от опасности злых, небогоугодных дел, что безупречно с точки зрения христианской морали. Все предопределено Божьей волей и промыслом Творца, которым бесполезно и даже пагубно противиться, изменять действительность по собственному разумению. Однако, как пишет В. Мильков, «такая пессимистическая пассивность не соответствовала исторически сложившемуся характеру древних русичей. Она устраивала далеко не всех идеологов-государственников»[532].
В значительной мере теория «казней Божьих» противоречила русской святоотеческой традиции, в которой проповедовалось не смирение перед бедами и напастями, а борьба за их преодоление и победу христианской правды. Таковы «Изборник 1076 г.» Илариона, «Слово о полку Игореве», апокриф «Видение апостола Павла», а также целый ряд произведений, связанных с почитанием святых защитников Руси. В этих памятниках древнерусской культуры мировоззренческие установки объективно противостоят идеологии «Божьих казней», которая была одной из сторон православного сознания, но никак не руководством к действию.
Православие не призывает безучастно принимать грехи мира и его неправду, а активно и жертвенно бороться с ними. На этих позициях стоял князь Дмитрий Донской и его духовный пастырь митрополит Алексий, сыгравший ведущую роль в духовно-нравственной и психологической подготовке Куликовской битвы.
Алексий (в миру Елевферий) родился в Москве около 1293 г. в семье боярина Федора Бяконта. Род был знатный. Об этом свидетельствует тот факт, что будущего митрополита крестил княжич Иван, впоследствии князь Иван Калита, тогда еще отрок, что весьма символично: младенца Елевферия через таинство крещения ввел в христианскую жизнь будущий собиратель русских земель Иван Калита, а его крестник, став митрополитом Руси, по сути, возглавил объединение сил русских княжеств в борьбе с ордынцами. Это не случайно, а знаково.
При пострижении в монахи Елевферий получил имя Алексий. Любопытно, житие митрополита Алексия рассказывает, что в 12-летнем возрасте он увидел чудесный сон и услышал голос, что ему предстоит стать «ловцом человеков», а не птиц, чем увлекался мальчик. «Голос» назвал его Алексием. Когда в 20 лет Елевферий принял иноческий постриг в Московском Богоявленском монастыре, то наречен был Алексием – именем, которое он услышал мальчишкой во сне.
В монастыре Алексий провел 20 лет. В 1340 г. он был назначен митрополичьим наместником во Владимире, где через 12 лет (1352) был возведен в сан епископа. В 1353 г. Алексий посетил Константинополь, где провел около года, и 30 июня 1334 г. патриарх Филофей утвердил Алексия митрополитом Руси[533].
Уже при жизни Алексий прославился как чудотворец. В 1357 г. митрополит ездил в Орду по приглашению хана Джанибека для исцеления от слепоты ордынской царицы Тайдулы. Молитвами Алексия Тайдула прозрела. В честь этого чуда Алексий в 1365 г. заложил в Московском Кремле монастырь, который под названием Чудов монастырь просуществовал до 1930-х гг.
Алексий проявил себя прозорливым политиком, когда Константинопольский патриархат расколол русскую митрополию на две части – Киевскую и Московскую, Алексий не стал тратить силы на ее объединение. «Митрополит Алексий понимал, что объединить все русские земли (в пределах Древнерусского государства) – задача нереальная. <…> Поэтому он собирал тот кулак, который мог стать основой и для освобождения от ордынского ига, и для будущего нового возрождения Руси. Этим кулаком стали Северорусские земли, для которых смягчение ордынского ига или даже полное освобождение от него и было первостепенной задачей»[534].
Применительно к победе на Куликовом поле с этой задачей митрополит Алексий и великий князь Дмитрий справились. Следует подчеркнуть, что умудренный прожитыми годами митрополит Алексий был воспитателем и духовным наставником князя Дмитрия Ивановича. По завещанию князя Ивана Ивановича Красного (1353–1359) митрополит был назначен опекуном его малолетнего наследника Дмитрия Ивановича. Историк русской церкви А.В. Карташев писал: «В этом единственном во всей нашей истории положении, митрополит Алексий был ревностным споспешником интересов московской государственной власти». Митрополит «прилагал все старания, чтобы сохранить дитя и удержать за ним страну и власть»[535].
Он пресекал попытки отдельных князей перетянуть к себе ярлык на великое
