Ознакомительная версия. Доступно 25 страниц из 123
образцово добродетельные и скучные («Воспитание», 1773, «Коран наследных принцев», 1783), – сам он этим заповедям не следовал. Заннович хотел играть роль ментора и чуть ли не близкого друга принца, послал ему в 1779 г. сочинение о коварстве женщин и о том, что без них лучше (что при прусском дворе звучало весьма двусмысленно). Фридриху Вильгельму скандально изменила первая жена, за что была сурово наказана, но, несмотря на это, прусский принц с Занновичем не согласился и выступил в защиту прекрасного пола[590]. Подарки, которые принц Албанский осмеливался посылать принцам крови, возвращались обратно – считать его ровней никто не желал. Подобно русским самозванцам, долмат Заннович естественно подхватывал чужую легенду, но, как западный авантюрист, он облекал ее в письменную форму: после гибели Степана Малого он выпустил о нем книгу, поместив собственный портрет в виде полководца, побеждающего турок, и приписав себе его деяния: «Степан Малый, он Этьен-Пети или Стефано-Пикколо; лже-Петр III, российский император, появившийся в Великом Герцогстве Черногорском […] в 1767, 1768 и 1769 гг.» (1784)[591]. Он настолько сжился с легендой, что в 1784 г. во время вооруженного конфликта между Голландией и Австрией осуществил политический шантаж на европейском уровне, потребовав значительные суммы, дабы набрать войска в Черногории или помешать им встать на сторону противника. Он предъявил счет Нидерландам, но тут на беду всплыла его давняя финансовая афера, которая поставила Голландию и Венецию на грань войны. Степан Заннович был разоблачен и арестован в Амстердаме. В очередной раз он предсказал близкую кончину, напечатав 14 апреля 1786 г. мемуар в свою защиту, обращенный к Генеральным штатам: «Моя камера, та самая, где содержался за долги Теодор, корсиканский король, быть может, станет мне могилой»[592]. Степан вскрыл себе вены в тюрьме, а Фридрих Вильгельм в тот год взошел на престол.
Но, как свидетельствуют письма, хранящиеся в Амстердамском архиве, до последних дней Степан Заннович прельщал мужчин и женщин, убеждая, что добьется успеха в Польше, Пруссии или Албании. С армией в 90 тысяч албанцев и 45 тысяч черногорцев, вышколенных на прусский манер, он обрушится на Османскую Порту, рассказывал он барону Клоцу. Барон Хорбен пишет 22 мая 1785 г. из Регенсбурга принцу Албанскому, что завтра в семь прибудет к Его Высочеству, собрав все свои богатства, чтобы вместе с ним отправиться в Турцию биться с врагами или в Польшу, чтобы короновать Огинского, если только король прусский не соизволит покинуть сей мир на радость племяннику.
Наиболее интересный вариант легенды о Степане Занновиче предложил анонимный автор «Послания, писанного в Экс-ле-Бене в Савойе, 20 августа 1788 г., к г-ну де Бомарше от г-на Калиостро», где он связал воедино истории нескольких авантюристов и российскую политику на Балканах. Итак, слово псевдо-Калиостро, доказывающему Бомарше, что он ни в чем ему не уступает:
Стефано Пикколо Черногорский, более известный под именем принца Албанского и недавно умерший в амстердамских тюрьмах, намеревался совершить в Албании революцию, подобную американской[593]. Он обладал всеми талантами, необходимыми для подобных предприятий: отважный, закаленный тяготами, умеренный во всем, любимый народом, рассудительный, когда вынашивал план, и горячий, когда исполнял его, он дал почувствовать землякам, потомкам знаменитых македонцев и неколебимых обитателей Эпира, что снискали славу Александру, он показал им, говорю я, до какого унижения дошел столь некогда великий народ: двенадцать тысяч человек примкнули к нему и поклялись в верности.
Тогда Стефано отправился инкогнито в Россию, дабы попросить помощи деньгами и снаряжением, но, к несчастью, заболел в Варшаве, да к тому же получил огорчительные письма с родины, призывавшие его тотчас обратно. Меня позвали лечить его, и в скором времени врач и больной стали друзьями. Он открыл мне свой секрет и вверил дела в Санкт-Петербурге, с тем большим основанием, что я именовался капитаном на испанской службе и мне, как военному, легче было получить доступ к русскому двору. Я справился с поручением и получил прямой приказ к графу Орл.., который находился с флотилией в архипелаге, куда я к нему и отправился. Мы со Стефано постоянно переписывались, и граф Орл… дал мне письма к маркизу Map.., российскому посланнику в Венеции[594], чтоб получить денег и купить в Арсенале республики сколько-то пушек и оружия. Получив подряд, я снабжал албанцев, как вы снабжали американцев[595], но я так медлил с поставками, что мир между Россией и Портой был заключен в тот момент, когда на руках у меня был миллион венецианских дукатов, о которых я прескверно отчитался Стефано и вообще никак петербургскому кабинету, смерть графа Орл… все покрыла[596].
Еще раз уточню, что Заннович был в Польше после окончания Русско-турецкой войны, в 1775–1777 гг., а Калиостро – в 1779‐м, на обратном пути из России. Они, видимо, не встречались, хотя Эдуард ван Бима утверждает, что «Степан был связан с своим собратом Калиостро, в защиту которого он написал мемуар, вышедший в Париже в 1786 г.»[597]. Князь Григорий Орлов скончался в 1783 г., а граф Алексей Орлов жил до 1807 г.
Сама же афера, при всей ее фантастичности, выглядит правдоподобной, ибо в 1775 г., во время похищения княжны Таракановой, маркиз Джорджио Кавалькабо, русский посланник при Мальтийском ордене, занимает денег у венецианца Джузеппе де Монтемурли для снабжения российского флота. В апреле 1780 г. Монтемурли из Парижа через князя И. С. Барятинского пересылает в Петербург мемуар, прося об уплате долга и процентов[598]. К делу подключились А. А. Безбородко и Ф. М. Гримм, ведавшие платежами во Франции. В письмах Гримма к Екатерине II от 1781 и 1782 гг. Монтемурли предстает обаятельным путешественником и прожектером, если не авантюристом:
Он уверял меня, что совсем было собрался основать колонию в России на берегу Черного моря, как его отвлекли арабы с горы Атлас; Монтемурли отправился из Туниса в Константинополь, откуда намеревается добраться до Астрахани. Говорят, что у этого господина обширные познания в области коммерции и что он всегда чувствовал слабость к России, где некогда хотел обосноваться[599].
Императрица заподозрила плутню в поданных счетах, но в 1782 г. велела уплатить[600].
Снова отметим параллель между славянским миром и Новым Светом, возникшую в «Послании к Бомарше». Писательница и авантюристка Джустиниана Уинн, графиня Розенберг, любовница Казановы, в предисловии к роману «Морлаки» (1788) сравнила славян с первобытными туземными племенами, жителями недавно открытых островов: это такой же неведомый мир, ждущий своих исследователей. Любовный
Ознакомительная версия. Доступно 25 страниц из 123
