с его лица.
Подходя к дому, Кулвиндер заметила в палисаднике мужа и какого-то мужчину — они деловито беседовали. Приглядевшись, Кулвиндер узнала гостя: это был Динеш Шарма из фирмы «Ремонт от Динеша». Она поздоровалась. Хотя Динеш не был сикхом, он сложил ладони и приветствовал хозяйку дома словами: «Сат шри акал». Ей это понравилось. Она предложила мужчине чашку чая.
— Нет-нет, не беспокойтесь, — ответил Динеш. — Я зашел прикинуть смету.
— Я попросил его починить почтовый ящик и помочь еще кое с чем по дому, — объяснил Сараб. — Калитка во внутреннем дворике слетает с петель, а зрение у меня уже не то, чтобы браться за дрель.
— Конечно. Не буду мешать, — сказала Кулвиндер.
Краем глаза она заметила какую-то тень в окне дома напротив. У нее перехватило горло. Тарампал. Неужели она? Нет, не может быть. Это всего лишь игра света. Той ночью, после всего, Тарампал пряталась там — это было единственное известное ей убежище во всем Лондоне. А на следующее утро она уехала. Соседка видела, как Тарампал укладывала чемоданы в такси; поговаривали, что женщина убралась в Индию, подальше от всех сплетен и домыслов. Пошел слух, что Тарампал не хочет давать показаний против Джагги, но суд может заставить ее вернуться, если сочтет это необходимым. Ныне беглянка сделалась притчей во языцех: утверждали, что у нее было множество романов и даже что ее дочери не от Кемаля Сингха. Навряд ли все это было правдой, хотя, конечно, склонность сплетниц из храма к преувеличениям усугублялась тем, что Тарампал, ко всеобщему облегчению, покинула Лондон. Кулвиндер вежливо, но твердо отказывалась слушать, когда ей пытались влить в уши нечто подобное. В конце концов, ей никогда не хотелось, чтобы после разоблачения жизнь Тарампал стала пищей для пустых пересудов. Старания этой женщины посмертно опозорить Майю обернулись пожизненным позором для нее самой.
* * *
Зажав под мышкой папку, Кулвиндер снова вышла из дома и зашагала по Энселл-роуд. Проходя мимо жилых домов, она задумалась об их обитателях. Кто из них прочел эти рассказы? Чью жизнь они сумели изменить? Морось почти неподвижно висела в воздухе, усеивая волосы женщины крошечными каплями, точно драгоценными камнями. Она еще крепче прижала к себе папку.
В копировальной мастерской работали два юноши. Кулвиндер направилась прямиком к сыну Мунны Каур. Невероятно, но тот, кажется, еще подрос с тех пор, как она приходила сюда прошлый раз, несколько месяцев назад, чтобы отксерить объявление о кружке. Плечи парня стали шире, а движения — увереннее. Перед Кулвиндер стоял мужчина. Он предложил ей свое место в очереди, но она вежливо отказалась, чтобы немного понаблюдать за сыном Мунны Каур.
— Привет! — весело сказала женщина, когда оказалась перед стойкой.
— Добрый день, — буркнул парень в ответ, опустив глаза и отрывая от книжки бланк заказа. — Вам ксерокопию?
— Да, верно, — ответила Кулвиндер. — Заказ довольно крупный, так что я вернусь позднее, — она положила папку. — Сто экземпляров, переплет на пружине.
Парень поднял глаза и встретился с ней взглядом. Кулвиндер тепло улыбнулась, но ее сердце тревожно застучало в груди.
— Я не смогу выполнить этот заказ, — проговорил он.
— Я подожду. Или зайду через пару часов.
Парень отодвинул папку.
— Я не буду делать копии этих рассказов.
— Тогда позови своего начальника, — сказала она.
— Я здесь начальник. И говорю вам: идите со своим заказом в другое место.
Поднявшись на цыпочки, Кулвиндер попыталась заглянуть за спину парня. Вторым сотрудником был сомалийский мальчуган, слишком юный на вид, чтобы иметь хоть какую-то власть.
— Сынок, как тебя зовут?
— Акаш, — выдержав изрядную паузу, ответил наконец парень.
— Акаш, я знакома с твоей матерью. Что она скажет, если узнает, как грубо ты со мной разговаривал?
Не успев закончить фразу, Кулвиндер поняла, что ее увещевания бесполезны. Какие-то иные моральные обязательства на сей раз оказались выше предписываемой вежливости. Акаш отшатнулся, и на мгновение Кулвиндер показалось, что он сейчас плюнет в нее.
— Вы понимаете, что эти рассказы творят с нашей общиной? Они уничтожают ее, — прошипел Акаш. — Если я сделаю копии, их прочитают еще больше людей!
— Я ничего не уничтожаю, — проговорила Кулвиндер, наконец осознав правду. — Это вы и ваша узколобая банда головорезов хотите все разрушить.
Именно так «Братья» и вербовали новых адептов, догадалась она. Всего несколько месяцев назад этот паренек был робок, как заяц. Кулвиндер вспомнила, как Мунна Каур рассказывала, что уговорила сына найти работу на полставки и попрактиковаться в общении с незнакомыми людьми. «Ведь ни одна девушка не захочет выйти за парня, который не уверен в себе», — пояснила она. Теперь Акаш обрел уверенность в себе — более того, он заливал ею все вокруг, словно кипящей смолой.
В магазин вошел еще один клиент. Кулвиндер на мгновение задумалась: не поднять ли такой шум, что парню придется подчиниться ради сохранения спокойной рабочей атмосферы. Но это не имело никакого смысла. Повернувшись к стеклянной двери, Кулвиндер поймала отражение лица Акаша. Взгляд молокососа был полон ненависти. Она вознесла быструю молитву за сына Мунны Каур. «Пусть он найдет равновесие и умеренность во всем; пусть прислушивается к себе, а не к шуму, издаваемому окружающими». Шум. Ничего другого «Братья» не создавали. Они орали и топали на весь Саутолл, но после того, что Кулвиндер пережила вместе с вдовами, спасая Никки, «Братья» ее не пугали. Женщина заметила, что теперь их стало меньше на Бродвее, а перед тем, в храме, видела, что один из них, как истинный сикх, прислуживает в лангаре, а не следит, как прежде, за женщинами на кухне. «Теперь они нас побаиваются», — заметила Манджит. Но разве «Братья» и раньше не боялись? Ныне же они ощутили всю силу женского могущества. «Теперь нас больше уважают», — поправила ее Кулвиндер. Манджит кивнула и похлопала приятельницу по руке.
Выйдя на улицу, Кулвиндер достала мобильник и пролистала список контактов, остановившись на Никки.
— Привет, — сказала Никки.
— Говорит Кулвиндер.
Последовала пауза.
— Сат шри акал, Кулвиндер.
— Сат шри акал, — ответила Кулвиндер. — Как ты себя чувствуешь?
— Я… ну, нормально, — послышался нервный смешок. — А вы?
— Я тоже нормально. Ты вернулась домой?
— Да. Давно, несколько дней назад.
— Некоторое время поживешь у мамы?
— Наверное. Я не могу вернуться в старую квартиру.
— Много вещей сгорело?
— Ничего ценного. Самое главное, я сама жива — благодаря вам. Я обязана вам жизнью, Кулвиндер. Вообще-то я хотела позвонить вам раньше, но не знала, что говорить: «спасибо» или «извините».
— Тебе не нужно извиняться.
— Нужно. Я обманула вас, заставила думать, что учу этих женщин читать и писать. Мне очень стыдно.
Кулвиндер замялась. Хотя она позвонила
