— Генри! — приказал он. — Сейчас же вернись в кровать!
Она стояла в углу и трясла головой, ненавидя себя за трусость.
Он выпрыгнул из кровати, не обращая внимания на свое возбужденное состояние. Генри уставилась на него со страхом и удивлением. Со страхом — потому что он угрожающе двинулся в ее сторону, красивый как римский бог, а с удивлением, потому что было совершенно очевидно: что-то в ней все же нравилось ему.
Данфорд схватил ее за плечи и начал трясти.
— Что в конце концов происходит с тобой?
— Я не знаю, — выкрикнула она, пораженная силой своего голоса. — Не знаю, и это убивает меня.
Его терпение лопнуло, и ярость вырвалась наружу. Как смеет она строить из себя жертву?
— Я могу сказать, что с тобой происходит, — угрожающе произнес он низким голосом. — Я совершенно точно могу сказать, что с тобой происходит. Ты… — Он запнулся, увидев в ее глазах полнейшее отчаяние. Нет. Он не позволит разжалобить себя. Стараясь не замечать боли в ее глазах, он продолжил: — Ты знаешь, что спектакль окончен, не так ли? Ты получила письмо от Розалинды и теперь знаешь, что мне все известно.
Генри не дыша смотрела на него.
— Теперь я знаю все, — он нервно рассмеялся. — И то, что я очень мил. И то, что вышла ты за меня ради Стэннедж-Парка. Что ж, ты получила что хотела. А я получил тебя!
— Зачем ты женился на мне? — прошептала она.
— Джентльмен не отказывается от дамы. Вспомнила? Урок номер 363 в разделе «О соответствии…»
— Нет! — вырвалось у нее. — Это не остановило бы тебя. Почему ты женился на мне?
В ее глазах была мольба, но он не знал, что именно она надеется услышать. Дьявол, он и сам не знал, хочет ли отвечать на этот вопрос. Пусть помучается немного. Пусть страдает так же, как страдал он.
— А знаешь, Генри, — вдруг сказал он, стараясь побольнее уколоть ее, — я и сам не знаю.
Он увидел, как погасли ее глаза, и был противен самому себе за то, что наслаждается ее горем. Но ничто уже не могло остудить его страсть. Данфорд неистово притянул жену к себе и припал к ее губам. Сорвав с нее рубашку, он обнял ее разгоряченное тело.
— Теперь ты моя, — шептал он, лаская губами ее шею. — Моя навсегда.
Он целовал ее с какой-то отчаянной безысходностью и вдруг с удивлением почувствовал, что она начинает отвечать на его ласки. Ее губы шевельнулись, руки нежно гладили его спину, а бедра требовательно прижались к нему. Это было уже слишком. Он хотел слиться с ней воедино и никогда не покидать ее тела. Не помня себя, Данфорд вновь очутился в кровати, всем телом чувствуя ее под собой, сжимая в своих объятиях.
— Ты моя, Генри, — шептал он. — Моя.
— О, Данфорд, — вздохнула она.
— Что, Данфорд? — прошептал он, нежно покусывая мочку ее уха.
— Я… — Она застонала, почувствовав его руки на своих бедрах.
— Ты хочешь меня, Генри?
— Я не… — Она не успела закончить фразы. Ее дыхание сделалось частым, и она уже ни о чем не могла думать.
— Ты хочешь меня?
— Да! Да! — Затем она открыла глаза и, посмотрев на него, взмолилась: — Пожалуйста.
Все мысли о мести мгновенно исчезли, как только он заглянул в ее ясные серые глаза. Он чувствовал только любовь и помнил лишь близость, которая была между ними. Он целовал ее губы и вспоминал, как в первый раз увидел ее озорную улыбку. Провел ладонями по ее нежным рукам и вспоминал, как она упрямо укладывала камни на стену свинарника, а он молча смотрел на нее. Это его Генри, он любит ее и ничего не может с этим поделать.
— Скажи мне, чего ты хочешь, Генри? — прошептал он.
Она смотрела на него затуманенным взором, не в состоянии вымолвить ни слова.
— Ты этого хочешь? — Он провел пальцами по ее соску, чувствуя, как он наливается и твердеет.
У нее перехватило дыхание. Она кивнула.
— Или этого? — Он наклонился и нежно провел языком по другому соску.
— Боже мой, — тихо застонала она. — О Господи!
— А вот так? — Он осторожно опустил ее на спину и положил свои руки на ее бедра. Затем медленно раздвинул их, не чувствуя никакого сопротивления. С улыбкой Данфорд наклонился вперед и поцеловал ее в губы, в то время как его пальцы оказались у нее между ног. Прерывистое дыхание и учащенный стук сердца Генри были ему ответом. Он улыбнулся своей дьявольской улыбкой.
— Скажи мне, плутовка, хочешь ли ты этого? — Он страстно припал к ее груди, а затем начал спускаться все ниже и ниже.
— О Данфорд! — Она едва не задохнулась. — О Боже мой!
Казалось, он мог часами ласкать ее вот так. Она была прекрасна, чиста и неискушенна. Но он чувствовал, что она еще не совсем готова испытать то, что ждало их впереди. Ему нестерпимо хотелось познать ее до конца.
Он потянулся к ней, пока их лица не оказались рядом.
— Ты хочешь меня, Генри? — прошептал он. — Я не сделаю этого, если ты скажешь нет.
Генри посмотрела на него затуманенными страстью глазами:
— Данфорд. Да.
Он содрогнулся от облегчения, не представляя, как бы смог сдержать свое слово, откажи она ему. Он чувствовал крайнее возбуждение, его страсть просила освобождения. Данфорд потянулся вперед и слегка вошел в нее. Затрепетавшее под ним тело звало его, но он, чувствуя, как сильно она напряжена, заставил себя двигаться медленнее.
Но Генри уже хотела большего. Она страстно обнимала его, поднимая свои бедра навстречу, пылко прижимаясь к нему. Данфорд, угадав ее желание, больше не стал сдерживать себя. Какой близкой и родной она была ему в эту минуту! Данфорд поднялся на локтях, чтобы видеть ее лицо. Он пытался и никак не мог вспомнить, за что сердился на нее. Он вдруг вспомнил ее улыбку, звонкий смех и подрагивающие губы в молчаливом плаче по ребенку, умершему в хижине.
— Генри, — со стоном произнес он. Он любит ее. Он еще раз двинулся вперед, целиком подчиняясь извечному ритму. Любит. Еще движение. Он осыпал поцелуями ее лицо. Он любит ее.
Данфорд чувствовал, как ее дыхание становится все более частым. Генри задвигалась под ним, тихий стон вырвался из ее груди, и затем она выкрикнула его имя, вложив в этот крик всю свою любовь.
— О Господи, Генри! — отозвался он, не в силах контролировать свои мысли, чувства и слова. — Я люблю тебя!
Генри обмерла, и мысли вихрем закружились у нее в голове. Он сказал, что любит ее. Воспоминания унесли ее далеко. Вот он в магазине уговаривает ее примерить платье для несуществующей сестры. Неужели все это правда? А как он приревновал ее к Неду Блайдону!
Мог ли он любить ее и в то же время желать других женщин? Его лицо светилось нежностью, его голос умолял ее: «Я не сделаю этого, если ты скажешь нет». Разве могли эти слова принадлежать человеку, который не испытывает любви? Он любит ее. Больше она не сомневалась в этом. Он любит ее, и все же ей казалось, что она была для него недостаточно привлекательна как женщина. Господи, это было даже больнее, чем если бы он вовсе не любил ее.
