Ужасная мысль вдруг пронзила ее. Настолько ужасная, что Марджери боялась даже выразить ее словами. Однако сделать это пришлось.
– Инид, ты ведь делала прививки перед отъездом сюда? Скажи, делала?
Но, еще не договорив, она уже знала ответ. У Инид было слишком мало времени до отъезда, и она в любом случае никаких прививок сделать бы не успела. И потом, она ведь до последней минуты сидела дома рядом с телом мертвого мужа, ожидая прихода полиции. У нее даже паспорта не было, когда они на пароход садились! – вспомнила Марджери. А уж о прививках она наверняка вообще не подумала.
– Инид, скажи: у тебя что, кровотечение усилилось?
– Нет, Мардж, у меня все в порядке.
– Неправда. Нам все-таки придется поехать к врачу.
– Мы не можем никуда поехать. Меня же сразу арестуют. Ты не беспокойся, Мардж, у меня все скоро пройдет. Лучше мы останемся здесь, ты, я и Глория.
Инид все продолжала настаивать на том, что вовсе не больна и недомогание скоро пройдет.
– Наверное, я просто на солнце перегрелась, – повторяла она. Однако после родов она вообще ни разу на солнце не выходила и целыми днями спала, просыпаясь только для того, чтобы покормить Глорию. Потом стала жаловаться, что голова у нее болит все сильнее и порой ей кажется, будто туда вбивают металлический штырь. А когда она попыталась встать, то охнула и, схватившись за живот, согнулась пополам.
– Что, Инид, где у тебя болит?
– Ничего страшного, Мардж. И ничего у меня не болит.
– Но я вижу, как тебе больно!
– Ерунда, все уже прошло. Мне просто нужно немного поспать.
Марджери, надежно пристроив Глорию к Инид на грудь, неуклюже спустилась по шаткой лесенке на землю и вышла на грунтовую дорогу, ведущую в Пум. Ей хотелось немного побыть на свежем воздухе, немного посмотреть по сторонам и постараться понять, стоит ли бояться. Если честно, она не была готова бояться. Ей казалось, что свою долю страха они с Инид уже получили сполна, и убеждала себя, что беда должна бы, наверное, поступать некими разумными порциями, чтобы человек успел к ней подготовиться. И разделить ее с кем-то. Так сказать, немножко тебе, немножко мне.
Она шла в тени пальмовых деревьев; день был в самом разгаре, наполненный треском насекомых и густыми запахами леса. Впереди вспорхнула и пересекла тропу какая-то птица, похожая на голубую елочную игрушку. Справа вздымалась морщинистая щека горы; нагретые камни были залиты красноватым светом послеполуденного солнца; лес спускался по склону извилистыми складками. И тут вдруг случилось нечто такое, что у Марджери все заледенело внутри.
Кто-то окликнул ее по имени:
– Мисс Бенсон!
Она остановилась как вкопанная. Страх пронзил ее насквозь, точно тяжелая арбалетная стрела. Она отчетливо слышала, как мужской голос произнес ее имя, и пристально вглядывалась в сплошную стену зелени по обе стороны от дороги. Никого. И в подлеске тоже. И все же она чувствовала: тот мужчина где-то совсем рядом. Ее слух различал некие слабые звуки – треск сучка под ногами, шелест листьев, дыхание. Она снова прислушалась, пытаясь пробиться сквозь эту тишину, казавшуюся сейчас странно тяжелой и плотной. Никого. Даже мальчишек из шанти-тауна.
– Эй! – крикнула Марджери. Но голос ее прозвучал так тихо и неуверенно, что вряд ли кто-то смог бы его расслышать и ответить.
Поднявшийся ветерок зашуршал листвой, и Марджери показалось, что деревья вокруг нее ожили, зашевелились и начали перешептываться. А ее собственное тело словно стало резиновым. Она решила не дожидаться, чтобы перед ней кто-то внезапно появился, и бегом бросилась обратно к дому. Буквально взлетела, несмотря на хромоту, по лесенке на веранду и с размаху распахнула дверь.
Пережитый страх еще не угас в ней, и она наверняка продолжала бы тревожиться, если бы сразу не заметила, что за время ее отсутствия Инид стало значительно хуже. Она по-прежнему лежала на матрасе, укрытая всем тем, что сумела найти Марджери, и по-прежнему тряслась в ознобе, но теперь ее лоб, когда Марджери его коснулась, оказался обжигающе горячим и мокрым от пота. А страшнее всего выглядели ее губы, ставшие совершенно синими, словно она съела содержимое авторучки.
Марджери поспешно принесла еще дров и вскипятила воды, пребывая в лихорадочном волнении и понимая, что с Инид явно происходит нечто опасное. Марджери готова была возненавидеть это ясное небо за его безмятежность, словно ему, небу, нет никакого дела до ее тревог; она готова была возненавидеть и этих птиц, по-прежнему равнодушно и весело перекликавшихся в лесу. Но больше всего она ненавидела самое себя. Во-первых, за то, что притащила Инид сюда, а во‑вторых, за то, что сразу, как только начались роды, не отвезла ее в больницу, а сама даже достойной помощи ей оказать не сумела. Марджери просто представить себе не могла, как ей жить дальше, если с Инид что-то случится. И гнала от себя мысли о каком бы то ни было будущем, изо всех сил цеплялась за настоящее.
Она попыталась приподнять Инид, но та пронзительно вскрикнула от боли и стала умолять Марджери оставить ее в покое. Еще целый час она безжизненно провалялась на матрасе, а Марджери суетилась рядом, отгоняя от нее мух и еще в воздухе сбивая их ладонью. Она чувствовала себя чем-то вроде радиоприемника, потерявшего нужную волну, и продолжала смутно надеяться, что, если подождать достаточно долго, все еще может пойти на лад само по себе. Но когда солнце стало клониться к закату, у Инид начались галлюцинации. Она то обливалась потом, то через мгновение застывала как камень, стуча зубами от холода. И тот ужасный запах чувствовался гораздо сильнее.
– У меня ведь было очень много детей, да? – Странно расширенные глаза Инид смотрели испуганно.
– Нет, Инид. Но у тебя есть Глория.
– И я их всех любила.
– Инид, тебе пора кормить Глорию.
– Назови мне их имена.
– Чьи имена?
– Одну, по-моему, звали… как же ее звали? По-моему, ее звали Стол.
– Инид! – Марджери почти прикрикнула на нее. – Хватит нести чушь! Ты никогда не смогла бы назвать своего ребенка «Стол»! Прекрати это, Инид.
Веки Инид слегка дрожали, ресницы то приподнимались, то опускались, но глаза ее казались пустыми и темными, как закрытый на ночь магазин.
И тут Марджери наконец осознала ужасную правду. Причем это произошло так быстро, словно она вдруг превратилась в некую совершенно иную версию себя самой. Ей стало ясно, что нежелание Инид покидать бунгало и ехать в больницу вовсе не означает, что она считает это правильным. Скорее всего, в данный момент она просто не в состоянии понять, чем это может кончиться. А что она-то, Марджери, сделала, чтобы ей помочь? Чем она была занята все это время? Ждала, надеясь, что Инид станет лучше? Вот и дождалась! Теперь ей гораздо хуже, и во всем виновата она, Марджери. С чего это она вообще решила, что может стать для Инид настоящим другом? Она же самая обыкновенная трусиха! Бесполезная, дрожащая от страха. Точно такая же, какой была и полгода назад, когда, прихрамывая, тащилась через всю школу с украденными ботинками и даже входную дверь сразу найти не сумела, странно, что эта дверь вообще открылась. Не раздумывая больше ни минуты, Марджери схватила Инид в охапку и, не обращая внимания на ее жалобные вопли и хныканье, потащила в джип, уложила на заднее сиденье и побежала за Глорией. Девочку она уложила рядом с матерью в коробке, которой предстояло сыграть роль временной колыбели. Потом Марджери снова вернулась в дом и побросала кое-какие необходимые вещи в красный саквояж. Ах да, еще одеяла! Им ведь непременно понадобятся одеяла. Вот найти их Марджери сумела не сразу. Она никак не могла сосредоточиться и вспомнить, что именно ищет. Да, одеяла! Она отнесла в машину одеяла и вспомнила, что Инид будет нужна вода. Так, хорошо. Про одеяла она вспомнила. А что еще? Марджери охватила паника; ей казалось, что в мозгу у нее все время образуются некие черные дыры, некие провалы в памяти. Вода. Но во что ее налить? Если в котелок, то по дороге она вся расплещется. Марджери то выбегала из дома, то снова туда бросалась, совершая массу бессмысленных действий. Еда. Инид нужна еда. А ведь это небезопасно, вдруг подумала она, везти Инид в больницу. Но ее просто необходимо показать врачу! Ей нужна чистая постель и медицинский уход, причем немедленно. И что это она, Марджери, так беспокоится о еде и воде, когда Инид, возможно, уже умирает? Марджери выронила одеяла, котелок с водой, собранную еду и метнулась вниз по лесенке, держа в руках красный саквояж Инид. Она резко распахнула дверцу джипа и плюхнулась на пассажирское сиденье, готовая ехать.
