А главное — продолжаю верить Версу. Даже зная, насколько хладнокровным и жестоким он может быть, я до сих пор не верила в то, что он притворяется верным Альвету. Хотя бывший шпион вполне мог затаить злобу и искать способ отомстить тем, кто лишил его привычной жизни. Да ведь Верс действительно ненавидел. И ненависть его была искренней. Он не лгал, когда говорил, что ненавидит ведьм. И что желает мне смерти… и что он не знает, как поступил бы, окажись в тальмерской тюрьме во время моего допроса, а не после него.
И в то же время — я верила его объятьям. Его внутренней борьбе: там, в коридоре дворца, у входа в башню. Прежде он не боялся показывать мне свою ненависть. И только тогда — словно опасался, что я пойму о нем нечто…
В его предупреждения об опасности я верила тоже. Равно как и в то, что он поддерживает Альвета. При том, что даже я не понимаю оснований для такой поддержки. Видимо, причина кроется в пропавшем Сельване. Если Верс наверняка уверен в том, что Альвет невиновен… Хотя какая разница шпиону, благороден пленивший его рольвенский король или скрывает тайну убийства старшего брата.
То же необъяснимое доверие было у меня и к другим обитателям дворца.
Взять хотя бы Кайлена Брана, который так легко передал мои вопросы советнику Ривену. Кайлен держался рядом со мной, но никогда не пытался по-настоящему ухаживать. Будто хотел, но у него не получалось. Со мной «легко» — вот единственный комплимент, на который он оказался способен.
Но ведь и я чувствовала это: с Кайленом действительно было просто найти общий язык и совершенно не страшно пойти гулять в королевский сад ночью. Я не ждала от него удара в спину, хотя если бы он был предателем…
Просто где-то в глубине души я была уверена, что никакой он не предатель. Будто знала его уже очень давно.
Вот в этом-то все и дело.
Мне знаком этот симптом.
Я поднялась с софы и неслышно принялась ходить из стороны в сторону. Сама не заметила, как начала грызть ногти.
В памяти всплыл разговор с магистром Литеном. Это было еще тогда, когда я училась в академии…
Вот магистр сидит за своим столом и спокойно рассуждает.
— Представь, что время — это лента. Она тянется, бесконечно продолжается, продлевая жизнь всему нашему человеческому роду.
И я представляю ленту, тонкую, прозрачную и в то же время — неимоверно прочную, такую, что сама по себе не порвется.
— Теперь представь, что появляется человек, желающий изменить реальность. Недовольный обстоятельствами, разочарованный, отчаявшийся… Это — элемент новизны, причина неустойчивости. Его желание — конечная точка изменений. Но сам этот человек не способен влиять на время. Ему нужен маг с особыми силами, маг времени. И пока он решается, ищет, быть может, собирает деньги, лента времени все удлиняется. Потому что никто не в силах остановить это движение. И когда человек приходит к магу времени, лента уже куда длиннее, чем тот отрезок, который желает изменить наша причина неустойчивости, — магистр разводит руки, словно желая показать длину ленты времени. — И вот по просьбе этого человека маг времени делает что? — Литен снова сводит руки, оставляя между ладонями не слишком большой зазор, и шевелит пальцами, изображая ножницы. Я почти вижу, как плавно опускается к моим ногам отрезанный лоскут и как дрожат, натягиваются, стремятся воссоединиться оставшиеся фрагменты ленты времени, как безобразно топорщатся обрезанные их концы.
— Это — участок неустойчивости, — продолжает магистр. — Как я и говорил — конечная точка задана человеком, чье желание пытается исполниться на этом участке. А отправная точка — это сам маг времени. Он сохраняет память об отрезанном участке ленты времени. На период изменений у него раздваивается память, события накладываются друг на друга, а поведение людей может показаться противоречивым. Ведь маг времени помнит, как вел себя тот или иной человек в том, уже несуществующем отрезке ленты времени. Понимаешь?
На самом деле, тогда я понимала не совсем. Расклад магистра Литена казался мне слишком уж… книжным. Теория всегда скучна и не всегда реализуема на практике.
Но теперь я как будто вижу иллюстрацию к словам наставника. Думаю, ему было бы любопытно узнать об этом. Тогда он основывался не на реальных наблюдениях магов времени, а проводил аналогии с магией изменения пространства.
Вот мастер неодобрительно смотрит на меня, замечая невнимательность скучающей ученицы.
— Пространство, как и время, тоже способно меняться.
— Неправда, — возражаю я. — Всем известно, что маги-пространственники не могут «отрезать» кусок земли или убрать мешающую им гору…
— Просто магов с уровнем силы, который бы позволил осуществить подобные изменения пространства, практически не существует. Представь, что маг-пространственник убрал гору. Возникает пустота, которая сама по себе не затянется, по примеру времени, способного восстанавливать себя. Эту дыру придется заполнить магией.
— Это невозможно, — возразила я тогда. Не могла представить, сколько энергии нужно, чтобы… хм, магически заменить гору. Магистр Литен одобрительно кивнул.
— Поэтому любое изменение пространства — конечно и нестабильно, если его не закрепить в другой точке. Как и в случае с лентой времени одна точка будет основой стабильности, сохранения выбранной формы пространства, а другая точка — будет сосредотачивать в себе источник нестабильности, стремления разрушить внесенные изменения.
— Ничего не понимаю…
Магистр вздыхает.
— Представь, что в стене образуется дыра и в эту дыру… хм, сквозит. Это уходят силы мага. Что нужно сделать, чтобы прекратить сквозняк?
— Заткнуть дыру? Но чем, магистр? Другой горой? Смысл тогда во всех произведенных изменениях?
— А что является источником изменений при воздействии на время? — улыбается магистр Литен. — Конечно, человеческая жизнь… если предположить, что для пространственника человек в магическом смысле — всего лишь предмет в пространстве.
— Не спится? — спросили за спиной. Я вздрогнула. Оказывается, Тиль вышел из спальни. Не представляю, как давно он наблюдал за моими метаниями.
— Простите, ваше высочество, — испуганно проговорила я.
— Ничего, — остановил он мои извинения. — Я тоже не могу уснуть. Ты… так сильно боишься?
Мы зажгли лампы и сели на софу. Тиль выжидающе смотрел на меня. Вздохнув, я осторожно произнесла:
— Есть кое-что, чего я не могу вспомнить.
— И это тебя пугает?
— Можно сказать и так.
Принц помолчал. Потом сказал, будто решившись:
— Я думал над тем, что ты говорила о свойстве магии, улучшающей настроение. О том, что на ее основе получаются амулеты удачи. Знаешь, страх человека — это чаще всего нечто неопределенное.
— Страшно то, чего не знаешь или не понимаешь, — кивнула я, вспоминая известную поговорку. Тиль кивнул.
