Это порадовало сердце древнего создания, и он растроганно пожал руку Брюнгильды.
— Друзья… Кто бы мог подумать.
Они расстались в темноте.
17
ПРОШЛОЕ ВРЕМЯ, ВОССОЗДАННОЕ ВНОВЬ
Зигфинн, очнувшись от сна без сновидений, чувствовал себя уставшим. У него болела спина, кровь никак не хотела бежать по венам быстрее, а от затхлого воздуха, который ему приходилось вдыхать, голова казалась невероятно тяжелой. Но когда он увидел утренний свет, его мысли тут же приобрели необычную легкость.
В комнату упал луч света, и все заиграло яркими красками. Принц поднял правую руку и почесал в затылке. Вокруг пахло цветами и пели птицы.
Жизнь. Как много жизни!
Зигфинн выпрыгнул из кровати, но тут же об этом пожалел. Грудь болела после событий прошлых дней — глупой рыбной ловли и едва предотвращенного падения Брунии в пропасть. В отполированном серебряном диске на стене Зигфинн увидел свое отражение и провел ладонью по подбородку. Борода пробивалась сильнее, чем он ожидал. И это его радовало.
Выйдя в коридор, принц на мгновение почувствовал какое-то смятение, необъяснимое одиночество. Но это чувство исчезло, когда солдаты, охранявшие его покои, приветливо кивнули ему.
Зигфинну хотелось есть. Он уже давно не испытывал такого голода. Не расчесавшись и не вымывшись, он побежал в обеденный зал, где родители как раз доедали завтрак.
— Да уж, ранней пташкой тебя не назовешь, — с деланным недовольством буркнул Кристер.
— По-моему, он вчера поздно лег спать, — заметила королева Кари, с довольным видом подставляя лицо солнечным лучам.
Зигфинн обнял обоих родителей, что делал довольно редко. Ему казалось, что прошлая ночь была долгим путешествием.
— Простите мою беззаботность.
Он быстро запихнул в себя пищу: хлеб, яйца, сыр, курицу. Сверху залил все это молоком. Казалось, что принц внезапно забыл о хороших манерах.
— Он что, собирается вырасти в богатыря? — удивился Кристер.
— Кстати, где Бруния? — вдруг вспомнила Кари. — Почему это ты проводишь время без нее?
Королева заметила влюбленность своего сына в дочь Эдельрида и знала, что эти чувства взаимны. Именно поэтому она попросила короля дружественного государства позволить их детям провести некоторое время вместе, прежде чем Брунию посватает кто-то другой.
Упоминание о Брунии привело Зигфинна в крайнее возбуждение. Он вскочил из-за стола, даже не успев дожевать.
— Бруния!
Принц сломя голову бросился бежать из обеденного зала, впрочем, точно так же, как он сюда и прибежал.
— Его обуяло безумие юности, — вздохнув, произнес Кристер и потянулся вилкой к куску жаркого.
— Он ведет себя так, как будто в его распоряжении не вся вечность, — согласилась Кари. — Но горячность — это не порок и не достоинство. Она позволяет обрести свой путь.
Взяв мужа за руку, она с любовью посмотрела на него, и Кристеру уже было не до шуток. Ему вдруг подумалось, насколько же он счастлив и какой подарок преподнесла ему жизнь.
По пути к спальням Зигфинн остановился у открытого окна и перегнулся через подоконник, чуть не вывалившись на площадь перед замком Изенштайн. Он впитывал в себя это зрелище — людей, животных, яркие краски, суету. Лучи солнца щекотали его кожу, в воздухе пахло солью и морем.
— Исландия! — во все горло заорал Зигфинн, радуясь жизни.
Некоторые из подданных подняли головы и помахали ему рукой.
Затем Зигфинн побежал дальше. Страсть ослепляла его, так что он даже забыл постучать в дверь комнаты Брунии. Ввалившись в комнату, он увидел, что принцесса спит, свернувшись под искусно вышитым покрывалом. Ему хотелось полюбоваться ею, но вскипевшая кровь не дала ему на это времени. Запыхавшись, он прыгнул на кровать, навалившись на Брунию. Сейчас он забыл о боли.
Внезапно проснувшись, Бруния обнаружила, что на ней лежит принц Исландии. Они прижимались друг к другу бедрами и грудью, переплетя пальцы. Изумленно уставившись на юношу, она ощутила необъяснимое счастье.
— Зигфинн!
Они вновь нашли друг друга — впервые выполнили обещание, которого никогда не давали. Вчера они легли спать детьми, а сегодня утром проснулись мужчиной и женщиной. Бруния погладила его по щеке.
— У тебя борода колется.
Зигфинн жадно поцеловал ее, и она приняла этот поцелуй, как будто это не противоречило правилам двора. Он не спрашивал у нее разрешения, но она бы ему все равно не отказала.
Она принадлежала ему. Он принадлежал ей.
— Ты никогда больше не уйдешь, — прошептал он ей на ухо. — Мы больше не расстанемся ни на один день.
Она обхватила его ногами, прижимаясь к нему всем телом.
— Никогда больше не буду встречать утро без тебя.
Они оба понятия не имели, что же такого произошло этой ночью, что они влюбились друг в друга настолько сильно, но оба знали, что это правильно и так должно быть.
Зигфинн обеими руками схватил тонкую ночную рубашку у нее на груди и разорвал, покрывая нежную кожу поцелуями. Бруния запустила пальцы в его волосы, прижимая его к себе. Все ее тело болело от страсти.
— Ребенок, — прошептал Зигфинн, покусывая ее сосок. — Сегодня мы зачнем ребенка.
Бруния была девственницей, но она не боялась, и слезы радости выступили у нее на глазах.
— Это будет дочь. Наша дочь.
Она уже знала имя, которое даст ребенку.
Августин поцеловал жену в щеку. Он уже забросил косу на плечо и привязал к поясу полотенце, чтобы вытереть пот. День на поле будет долгим, но его это не огорчало. Долгий день — это хороший день, а урожай в этом году обещал быть богатым.
— Будь осторожна.
Глисмода, как всегда, улыбнулась супругу на прощание, уже радуясь тому моменту, когда принесет ему на поле обед. Бальдер, их старшенький, пробежал мимо родителей, собираясь поиграть с друзьями в деревне. Где-то в спальне заплакала маленькая Улла. Как обычно, она хотела есть.
Когда Августин пошел на поле, Глисмода начала заниматься домашней работой, покормила кур и в обмен на яйца взяла у соседки молоко для детей. Кувшин с молоком нес Никетас. Малыш быстро рос, и в глубине души Глисмода вынуждена была признать, что любит его больше других детей. Он всегда играл рядом с ней и требовал, чтобы мама обнимала его на ночь.
Прервавшись на отдых, Глисмода вышла на крыльцо и, щурясь на солнце, посмотрела на восток. Там в двух часах пути отсюда лежал Вормс. Августин часто предлагал ей переехать в этот город, живописно раскинувшийся на холмах у берегов Рейна. Но Глисмоду мысль о переезде почему-то всегда беспокоила. Ей не хотелось жить в узком переулке в какой-то жалкой каморке.
